– Да, да, это очень похоже на леди Элспет, – не слишком вежливо перебил её Финч и вдруг принялся с любопытством осматривать дверные петли.
Он присел на корточки и провёл пальцами по железной скобе, а потом обнюхал их. Хмыкнув, поднялся на ноги и, передав Оливии фонарик, вытащил из кармана брюк платок и тщательно вытер ладонь.
– Масло, – пояснил он. – Машинное масло. Кто-то недавно смазал петли.
– Но это ведь не означает, что…
– Конечно, нет, – без запинки ответил Финч. – Петли мог смазать садовник. Возможно, часовня не так уж и заброшена, как многие думают, – и он протянул руку за фонариком.
Яркий свет обнажил разрушения, которые нанесло часовне безжалостное время – стропила прогнили, железные стяжки проржавели, стены и веерный свод были покрыты трещинами и пятнами, щербатые каменные плиты пола крошились под ногами. От внутреннего убранства не осталось ничего, только железный крюк в потолке, потемневшее от времени деревянное распятие на противоположной от входа стене и над ним узкое двустворчатое окно с витражами. Слева от него находилась низкая дверь, и Оливия, подойдя к ней и толкнув, убедилась, что та заперта. Нагнувшись, она, сощурив один глаз, осмотрела замочную скважину, а после, по примеру Финча, провела пальцами по дверным петлям, и он не преминул высмеять её поведение:
– Не впадайте в крайности, мисс Адамсон, – посоветовал ей Финч снисходительно. – Это всего лишь старая часовня, а не приют контрабандистов. Здесь нет скрытых комнат и потайных ходов. Признайтесь, в детстве вы зачитывались приключениями Алого Пимпернеля и леди Молли.
– Вы на редкость проницательны, мистер Финч, – в тон ему ответила Оливия, нисколько, впрочем, не устыдившись. – А что в детстве читали вы? Киплинг, Брэм?
– Почти угадали, – Финч радостно рассмеялся, будто воспоминания о детстве доставили ему неподдельное удовольствие, и Оливия вновь поразилась тому, как преображается его лицо, лишаясь маски надменности, – и Брэм, и, конечно же, Лофтинг. В приюте, в котором я рос, была чудесная библиотека. Нам, воспитанникам, дозволялось читать столько, сколько захочется, и мы вовсю пользовались этой привилегией. В общем-то, чтение и определило мою дальнейшую судьбу. Я всегда воображал себя доктором Дулитлом и однажды даже подлатал охромевшего кухонного кота, соорудив ему шину и повязку из подручных материалов.
– И что с ним стало потом? – заинтересовалась Оливия.
– С котом-то? – Финч выпрямился после того, как осмотрел дверь снизу, и смахнул пыль с брюк. – Лапа срослась, но через пару месяцев он сломал другую, неудачно спрыгнув с дерева. Скорее всего, он страдал от повышенной хрупкости костей. Сейчас я бы мог прописать ему курс препаратов с кальцием и фосфором, и проблема была бы решена. Его звали Бирмингем, и он был всеобщим любимцем. Старый такой, блохастый котище с отмороженными ушами. Но трудяга. В радиусе трёх миль от приюта никто ни разу не видел ни одну мышь.
Воспоминания заставили его улыбнуться, но он тут же резко согнал улыбку с лица. Повернувшись к девушке спиной, вынул из кармана лупу, с помощью которой принялся осматривать замочную скважину.
Оливия прошлась по часовне ещё раз, и, когда её лица коснулось нечто лёгкое, незримое, свисающее откуда-то сверху, от неожиданности тихо вскрикнула. В тот же момент Финч обернулся и направил луч фонарика прямо на неё, и в ярком сливочно-жёлтом свете она увидела, как с чёрного облезлого крюка в потолке свешиваются, колеблясь от еле уловимого сквозняка, несколько длинных волнистых нитей с лохматыми концами.
– Сколько нужно нитей, чтоб сплести верёвку? – не успев подумать, пропела Оливия тонким голоском, и часовня погрузилась во тьму – Финч неловко разжал ладонь, фонарик запрыгал по каменным плитам, на мгновение осветив его искажённое ужасом лицо, и сразу же погас.
Глава двенадцатая, в которой Оливия решительно приступает к расследованию, предварительно обзаведясь находчивыми помощниками
Оливия покинула Мэдлингтон на рассвете, не прощаясь ни с кем из Понглтонов. Собрав свои немногочисленные вещи, она спустилась в холл и распахнула тяжёлую входную дверь.
Раннее утро встретило её прохладой, и она, застегнувшись и приподняв воротник пиджака, торопливо зашагала по росистой траве, радуясь, что покидает поместье и совсем скоро увидится с братом.
Дойдя до кованых ворот, она обернулась. В этот момент солнечные лучи, перебравшиеся через холм, осветили дом, и ей пришло в голову, что, возможно, даже самые уродливые вещи ранним утром кажутся лучше, чем в действительности, но к Мэдлингтон-Касл это явно не относится. Здание выглядело мрачным, ни из одной трубы, даже из кухонной, не шёл дым; на лужайке до сих пор стояли шатры, увенчанные флагами и покрытые алым трепещущим шёлком. По земле ветер гнал бумажный мусор, и от этого казалось, что поместье подверглось нападению и все его жители захвачены в плен.
Весь путь до трактира Оливия составляла в голове план разговора с Филиппом. Она не собиралась в ближайшее время покидать Йоркшир и должна была убедить брата остаться и помочь ей, несмотря на его явную заинтересованность делами мисс Прайс.
Основываясь лишь на интуитивном подозрении и не располагая никакими внушительными фактами, Оливия тем не менее не могла отделаться от мысли, что со смертью леди Элспет не всё так уж гладко. Ей, в силу молодости и отменного здоровья, думалось, что ни один человек на свете, если только он, разумеется, не на смертном одре, не может взять и умереть от естественных причин столь скоропостижно, как это произошло с её нанимательницей.
Так, мысленно беседуя с братом и находя на его возражения всё новые доводы, Оливия уже через полчаса взошла на холм, за которым виднелась деревня. К этому времени её вымышленная речь приблизилась к триумфальному завершению, и в "Розу и корону" она вошла окрылённой и во всеоружии.
В этот час трактир был безлюден, и только Филипп в одиночестве сидел у окна и с жадностью поглощал сыр, хлеб и холодное мясо. Он заметил сестру лишь тогда, когда она села напротив, прислонив чемодан к ножке стула. Что-то в выражении её лица заставило его отодвинуть в сторону тарелку и с тревогой нахмуриться.
– Олив, что случилось? Я не ждал тебя так рано.
Он снова придвинул приборы и принялся за еду.
– Не смотри на меня так. Мы веселились до самого утра и не успели толком поужинать, так что я голоден как лошадь. Если хочешь, можешь взять горбушку.
– Ты что, ничего не знаешь? – удивилась Оливия, оставив без внимания щедрое предложение брата и, обернувшись, убедилась, что любопытной Айви за стойкой нет.
– Не знаю о чём?
– Леди Элспет вчера умерла. Я думала, что в деревне известия разносятся с головокружительной скоростью.
– Ты серьёзно?! По-настоящему умерла?
– Настоящей некуда, – мрачно подтвердила Оливия и в этот момент остро осознала неотменимость случившегося и ощутила детское, упрямое несогласие с произошедшим.