Черный горизонт. Красный туман - читать онлайн книгу. Автор: Томаш Колодзейчак cтр.№ 15

Говорил:

– Убей!

А нож вспарывал горло Дорки, словно рыбье брюхо.

Тогда во сне появлялся Роберт, как и тогда, с автоматом, и начинал стрелять в карлика, но пули попадали и в тело маленькой мертвой девочки. На ее сером полотняном платьице расцветал чудесный узор из красных лепестков роз, с каждым моментом становясь все интенсивней и сложнее.

– Это ты ее убил, не я. – Взрослый Каетан-наблюдатель слышал слова, произносимые мальчиком-Кайтеком. – Это ты – убийца!

Острием ножа он указывал на Роберта. Поднимал другую руку, в которой продолжал сжимать волшебный предмет, украденный у карлика. В глазах Роберта из сна он видел красные огоньки. И страх.

– Это ты!

Тело Роберта моментально вспыхнуло, его автомат выплюнул еще несколько пуль, которые тоже загорелись в полете. Роберт принялся бегать, подскакивая и натыкаясь на деревья, продолжая выть и рыдать.

– Ты не будешь моим отцом! – сказал еще Кайтек-из-сна, а мигом позже живой факел ударил в него, и мальчик тоже загорелся.

Потом еще его убил граф, высосав сперва жизнь из прекрасной эльфийки, Анны Наа’Маар.

В последнем сне Каетан сам выстрелил себе из пистолета в лицо.

Проснулся он задолго до четырех утра, в жуткий предрассветный час. Все еще было темно. А он лежал, свернувшись в своей берлоге из листьев и мха, сжавшийся, потный, в горячке. И плакал.

Требушет йегеров сделал первый выстрел. Суицидальный заряд полетел к Польше.

Это такие машины принесли гибель Бонну и Вроцлаву, Лиону и Копенгагену, а неразорвавшиеся их заряды порой приводили к эвакуации целых кварталов и местечек. Бомбы самоубийц, страшное название, дающее новый смысл понятию «психологическая война».

Каетан видел съемки из Копенгагена. Непонятно, почему именно из этого города осталось более всего записей и почему именно здесь множество людей довольно долго выдерживали атаку и сумели снять те жуткие вещи, что творились вокруг. И да – съемки частных камер, направляемых осознающими все операторами, были ценнее, чем те, из производственных и полицейских аппаратов, что просто регистрировали все, что попадало в поле их зрения. Записи из Копенгагена были лучше прочих. Эльфы говорили, что это из-за самого характера города: спокойного, приветливого, безопасного. Современного, но камерного, предлагающего туристам и жителям чистые улицы, уютные кафе и спокойную, человеческих форматов архитектуру, которой нет в производственных центрах или в небоскребах бизнес-центров. Копенгаген оберегал своих обитателей, даря им лишние минуты или даже десятки их. Многие сбежали, другие, к собственному несчастью, не понимавшие, что происходит, пытались делать съемки.

И регистрировали. Чаще всего – людей, выпрыгивавших из окон на мостовую. Обычно сперва слышались звон и безумный крик. Картинка дергалась – это объектив камеры искал цель. Если оператор был достаточно быстр, а дом достаточно высок, порой удавалось поймать даже силуэт в полете. Если же нет – камера регистрировала только последний аккорд: тупой отзвук ударяющегося о брусчатку тела, а через миг на экране появлялся труп. Были и другие записи. Люди, бросающиеся в канал с Длинного моста. Автомобили на улице адмирала Нильса Юэля, резко направляемые на встречные полосы, прямо на лобовое столкновение. И сцена, которая производила на зрителей самое ужасное впечатление, может, оттого, что разыгрывалась она на одной из самых спокойных улочек мира – Строгете. Толпа рыдающих людей бросалась на витрины, била стекла и перерезала себе вены блестящими на солнце стеклянными ножами.

Бомбы самоубийц.

Каждый день человек находится в безопасности в батискафе собственной воли и оптимизма. Композитная броня психики, выстроенной из хороших воспоминаний, позитивных эмоций и надежды на будущее, охраняет от давления проблем повседневной жизни, от глубинных монстров, кормящихся в безднах сознания, от бескрайней тьмы отчаяния.

Но порой люди не хотят жить. Уступают страданию и одиночеству. Не могут смириться со злом, которое видели или сами причинили. Тоскуют по любимому, что ушел. Ненавидят всех, кто живет рядом и уходить не желает. И тогда они убивают себя.

Бомбы самоубийц – артиллерия балрогов – вызывают наихудшие из воспоминаний, лишают мечтаний, принуждают к отчаянному раскаянию за истинные или выдуманные грехи. Уже просто быть вблизи от стреляющего орудия – смертельно опасно, этого достаточно, чтобы замутить человеческое сознание и исказить его мысли.

Он все еще лежал там, где уснул. Вставать не хотелось. Не хотелось жить. Он предал своих, сбежал, оставив их на верную смерть. А потом предал приемного отца. Отверг его любовь, сбежал, не ища с ним никаких контактов. Обманул и эльфов, у которых научился многому, а потом ушел, чтобы не служить под их началом. Он плохой, плохой, плохой. Не отыщет и тени сестры, никогда не поговорит с Анной Наа’Маар, не поклонится королю. А мир закончится, и все люди станут рабами балрогов. Он плохой. Но ведь есть решение. Способ, чтобы покончить со всем этим. Легкий, такой быстрый и простой. Уже ничего не будет болеть. Обиды будут оплачены. Грехи отпущены. Это так очевидно. Очевидно…

Слишком очевидно. Даже недостойно в своей банальности, слишком просто, чтобы искупить то зло, которое он совершил. А значит, он не может… не должен…

Охранные механизмы в сознании Каетана включились, когда он потянулся за пистолетом. Его сознание проигрывало, но он начал молиться. Тихо, шепотом, сперва запинаясь и повторяясь, он произнес «Славься Мария». Тело возвращало власть над разумом.

Обычно бывает наоборот. Когда ты занят повседневными делами и у тебя есть время оценивать и анализировать ситуацию, именно мозг принимает решение о движении, о натиске, ударе. Но воин тренирует тело, чтобы – когда понадобится – оно перехватило управление разумом. Солдат тысячи раз повторяет ката, чтобы в реальном бою не думать об уклонениях, а просто уклоняться. Стреляет по бумажным щитам, чтобы глаз и рука натренировались до автоматизма. Каждый день проговаривает молитвы и боевые мантры, чтобы получить охрану и поддержку, когда ему это максимально понадобится.

На этот раз спасение пришло от тела, но не от ног, совершающих уклонение, или рук, втыкающих копье во врага. Каетана спасли горло, язык и губы.

Когда сознание его замутилось, глаза заволокло слезами, а рука поползла к рукояти «вальтера», он начал молиться. Автоматически повторяемый ритм резал жуткие воспоминания, как мачете, секущее джунгли в руках умелого проводника. Он открывал горизонты и свет. В черно-белые фотографии добавлял цвета. Звучал ласковой музыкой. Нес чувство близости и опеки, приязни и преданности. Вкус домашнего обеда, приготовленного сестрой Роберта, Лучией. Запах духов Барбары, невысокой смуглой брюнетки, за которой он в последнее время ухаживал. Плюшевое тепло ладошки двухлетнего Кшися, сына одного из знакомых.

Имена. Следующий шаг – это имена, потому что за ними скрыты лица, голоса, глаза, разумы тех, кто его любил и уважал.

Охранный батискаф Каетана почти лопнул, но географ повторял имена своих друзей и близких, и каждое из них было как галлон воздуха, впущенный в скорлупу подводной лодки, – позволяло дышать и одновременно выталкивало со дна на солнце.