Она взяла еще кусочек.
– Как же здорово есть нормальную еду.
Жан-Люк с радостью наблюдал за ней. Девушка сделала еще один глоток вина и украдкой посмотрела на него.
– А ты разве не голоден?
Он улыбнулся и посмотрел на свою нетронутую еду.
– Прямо сейчас мои мысли заняты другим. – Он наклонился к ней. – Я скучал по тебе, Шарлотта.
Она слегка улыбнулась, ее глаза засияли.
– Как сильно?
– Вот так.
Жан-Люк дотронулся до ее щеки.
– Как твои дела?
– Я скучаю по времени, когда могла видеть твою улыбку каждый день.
– А я скучаю по твоей. Больше, чем ты можешь себе представить.
– Давай поедим, – добавил он после паузы.
Они ели в мирном молчании, наслаждаясь вкусом настоящей пищи.
– Как дела в госпитале?
Жан-Люк не собирался заводить разговор об этом, но слова сами слетели с языка.
Улыбка исчезла с ее лица.
– Мне надо уйти оттуда. Неправильно там находиться. Мне просто нужно собрать всю смелость и сказать об этом родителям.
Она с тревогой осмотрелась по сторонам, словно кто-то мог ее услышать.
– Не переживай, никто не слышит. Но не расстраивайся так из-за этого. Мы все в той или иной мере стали их сообщниками.
– Что ты имеешь в виду?
Она нахмурила брови.
– Ну, мы позволяем им брать нашу еду, наше вино, наши земли, наши дома. Трудно – даже невозможно – обычным гражданам вроде нас идти против военного присутствия немцев здесь; не так уж много можно сделать в одиночку.
Он подлил ей вина, хотя она выпила всего пару глотков.
– Да, но мы ведь должны хотя бы попытаться сделать что-то, разве нет?
Жан-Люк кивнул.
– Ты ведь знаешь, где я работаю?
– Не совсем… Не думаю, что ты мне говорил.
Он потер глаза и оглядел кафе. Пока они сидели здесь, никто больше не заходил, а те двое мужчин уже ушли, осталась только одна пара в нескольких столах от них. Но они были больше заинтересованы друг другом, чем происходящим вокруг. Он наклонился ближе к Шарлотте и понизил голос:
– Я работаю в Бобиньи, это станция в Дранси – лагере, откуда увозят всех евреев.
Он сделал большой глоток вина. Протерев губы тыльной стороной ладони, он продолжил:
– Шарлотта, они их увозят тысячами, и мы не знаем, куда их везут.
– Разве их отвозят не в трудовые лагеря в Германии?
Он покачал головой.
– Мне кажется, их отвозят куда-то очень далеко и потом… потом избавляются от них.
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Прости, Шарлотта. Я не хотел об этом говорить.
Он обхватил голову руками.
Шарлотта потянулась к нему и дотронулась до его руки.
– Скажи мне, что ты имеешь в виду.
Жан-Люк не знал, стоит ли ему продолжать. Возможно, лучше говорить на отвлеченные темы. Он мог бы разговаривать о ней, делать ей комплименты, как в госпитале. Это было весело, но его ум сейчас занимали более серьезные вещи. Время неслось так быстро, что было не до фривольностей. Он посмотрел прямо в ее темно-карие глаза, желая, чтобы их разговор был совсем иным.
– Они запихивают их в вагоны для скота – столько, сколько могут вместить. А потом их увозят. Без воды, без еды. Кто-то рассказал мне, что слышал, как один из бошей хвастался, что им удалось запихнуть больше тысячи людей на последний поезд.
Шарлотта побледнела.
– Я так больше не могу.
Она потрясла головой, будто пытаясь вытряхнуть из нее услышанное.
– Но этого не может быть. Зачем им это делать?
– Тсс.
Мимо прошла официантка.
– Tout va bien?
– Да, спасибо. Не могли бы вы только принести нам графин воды, пожалуйста?
– Конечно. – Она развернулась на каблуках и ушла.
– Не беспокойся, она ничего не слышала. – Жан-Люк сделал паузу, понизил голос и наклонился еще ближе к Шарлотте.
– Зачем? – повторил он, рассмеявшись. – Потому что это война, а еврейские иммигранты их враги.
– Но ведь теперь забирают и евреев, рожденных во Франции, не так ли? – Она подперла голову руками, ее глаза потемнели. – Как бы я хотела сделать что-нибудь.
Вернулась официантка с графином воды. Она многозначительно посмотрела на их недоеденные блюда.
– Merci, madame. Можно нам еще немного вина, пожалуйста?
Жан-Люк протянул ей пустой графин.
Она забрала его.
– Bien sûr.
Он проследил, как девушка скрылась за барной стойкой, и повернулся обратно к Шарлотте.
– Нам нужно доесть ужин.
– Я потеряла аппетит.
– Мы же не хотим привлечь к себе внимание.
На этот раз официантка подкралась к ним и молча поставила графин с вином на стол. Жан-Люк налил себе немного. Бокал Шарлотты все еще был полным. Внезапно она схватила его и выпила залпом, будто это была вода, а потом поставила пустой стакан обратно на стол и принялась за остывший крок-месье: она резала его на маленькие кусочки, крепко сжимая вилку и нож. Он увидел, как костяшки ее пальцев побелели от напряжения.
– Шарлотта, – прошептал он.
Она не ответила, а только продолжила резать свой хлеб на все более мелкие кусочки. Он дотронулся до ее бледной руки. Та одернула руку, будто от огня. Он услышал тихий звук и увидел, как ее плечи подались вперед. Шарлотта взяла салфетку со стола, и спрятала в ней лицо.
Он встал и обнял ее.
– Давай уйдем отсюда.
Глава 21
Шарлотта
Париж, 29 апреля 1944 года
Как только мы вышли из ресторана для коллаборационистов, мне стало лучше. Должно быть, это вино сделало меня чересчур эмоциональной. Мне надо было успокоиться, но голова кружилась, а мысли были спутанными. Жан-Люк крепко обнимал меня одной рукой, а другой опирался на трость. С ним я чувствовала себя в безопасности. Но никто не был в безопасности. Никто. Какое-то время мы брели в тишине, мои всхлипывания постепенно затихли. Вскоре мы оказались на улице Сен-Дени.
– Пойдем сюда. – Он взял мою руку и потянул в бар. Мне не хотелось пить что-то еще, мои эмоции вышли из-под контроля. Смесь из чувства потери, вины и тоски кружилась в моей голове. Я не знала, что еще могу выкинуть.
Но он заказал нам вина.
И я его выпила.