Такси оставляет меня около их дома. Мимо проходят два мужчины в черных шляпах и с длинными бородами, напоминая мне, что я в еврейском квартале. Меня начинает трясти, и внезапно осознаю, как холодно на улице. Поставив чемодан на землю, я натягиваю кардиган и куртку, но дрожь не утихает. Я обхватываю себя руками, мой живот стягивает узлом. Я всего в нескольких метрах от Сэма. Смотрю наверх, представляю, как он сидит там внутри, возможно, ожидая меня.
Сделав глубокий вдох и еле сдерживая волнение, я толкаю тяжелые деревянные двери и вхожу в небольшой двор. Их квартира расположена на четвертом этаже, так что я хватаю свою сумку и тащу ее вверх по узкой лестнице. Мое сердце бешено стучит в груди. Прежде чем постучать в дверь, я приглаживаю волосы и поправляю шарф, стараясь справиться с дрожью.
Затем поднимаю руку. Но она открывается раньше, чем я успеваю коснуться ее, и на меня выпрыгивает Сэм, практически сбивая с ног. Обхватив меня руками и ногами, он изо всех сил прижимается ко мне. Я его обнимаю. Вдыхаю его сладкий мускусный запах. Слова не нужны. Я чувствую, как сильно Сэм меня любит. И он тоже чувствует мою любовь.
Раздается кашель. Все еще сжимая сына в руках, я вхожу в квартиру. Постепенно он разжимает объятия и встает ногами на землю. Взяв его лицо в руки, я всматриваюсь в его карие глаза. Он обнимает меня за талию, утыкается лицом мне в грудь. Я глажу его по волосам.
– Все хорошо, Сэм. Все будет хорошо.
Кашель повторяется, и я поднимаю взгляд. Мистер и Миссис Лаффитт стоят передо мной, бледные как призраки, и наблюдают за нами со слезами на глазах. Мистер Лаффитт тянется к жене, и она прячет лицо у него на плече. Другой рукой мужчина указывает на дверь в конце коридора. Все еще обнимая Сэма, я следую за ними в гостиную.
Мистер Лаффитт помогает жене сесть в кресло и встает за ней, положив руку ей на плечо.
– S’il vous plaît.
Он указывает нам на диван.
Сэм забирается мне на колени, хотя он уже слишком большой для этого.
– Мамочка, теперь мы можем поехать домой?
Я целую его.
– Прошу тебя, пожалуйста. Я обещаю, что буду хорошо себя вести. Я просто хочу домой.
– Я знаю, малыш.
Мистер Лаффитт снова кашляет.
– C’est très difficile pour nous
[47].
Я смотрю ему в глаза:
– Je suis désolée. Pardonnez nous
[48].
– Мама! – кричит Сэм, сжимая мое лицо руками. – Не говори по-французски!
Он начинает плакать.
– Мама! Пожалуйста!
– Сэм, все хорошо. Это я. Больше я тебя не оставлю.
Он не вел себя так с тех пор, как ему было пять.
Мистер Лаффитт берет жену за руку, они встают.
– Nous allons vous laisser
[49].
Они дадут нам побыть вдвоем. Я киваю в знак согласия. Прежде чем мы сможем как следует поговорить, я должна побыть с Сэмом.
Они выходят из комнаты, и я слышу, как закрывается входная дверь.
– Они ушли!
Сэм обхватывает меня руками за шею.
– Можем мы уехать? Можем? Поехали домой!
– Сэм, прошу тебя, подожди.
Его глаза округляются и темнеют.
– Когда? Когда?
– Сперва мне надо поговорить с… – Как мне называть их теперь? – С месье и мадам Лаффитт.
Он убирает руки.
– Но потом мы поедем домой, да? Пообещай мне.
– Я постараюсь.
– Нет! Пообещай мне!
Он снова начинает плакать.
Я глажу руками его мокрые от слез щеки.
– Обещаю.
Теперь я должна сделать так, чтобы это случилось.
Когда мистер и миссис Лаффитт возвращаются несколько часов спустя, Сэм уже спит у меня на коленях, утомленный пережитыми эмоциями. Мистер Лаффитт аккуратно поднимает его и несет в спальню, я следую за ними. Он кладет его на кровать и укрывает одеялом с такой нежностью, что мое сердце дрогнуло. Какое-то время он просто смотрит на мальчика. Мне бы хотелось обнять его и как-то утешить. Он наклоняется и целует Сэма в лоб.
– Мамочка, – бормочет Сэм во сне.
Мистер Лаффитт отступает, и я сажусь на колени у изголовья, глажу Сэма по голове.
– Все хорошо. Я здесь.
Он снова засыпает.
Когда я встаю, то вижу, что мистер Лаффитт уже ушел. Мое сердце наполняет чувство вины, и я бреду в гостиную. Сев в кресло, я утыкаюсь глазами в пол. Не могу видеть их печальные глаза. Миссис Лаффитт передает мне чашку кофе, и я смотрю ей в глаза, когда говорю спасибо. У нее невероятные зеленые глаза, почти как у Сэма, только еще ярче. Глаза Сэма становятся зелеными при особом освящении или когда меняется его настроение. Кошачьи глаза – так однажды назвал их наш друг.
– Мы хотим, чтобы вы отвезли Самюэля обратно в Америку, – произносит мистер Лаффитт.
Такого я не ожидала. Так прямо, так четко.
– Но…
– Нам всем слишком трудно. Особенно ему.
– Уже слишком поздно, – миссис Лаффитт говорит так тихо, что я едва улавливаю ее слова. – Он больше не наш.
Отложив чашу кофе, я поднимаюсь на ноги. Не раздумывая, подхожу к ней. Она двигается на диване, чтобы освободить мне место. Я сажусь рядом и кладу руку ей на колено.
– Прошу, простите нас.
Ее ладонь ложится на мою.
– Мы прощаем вас. Вы спасли нашего сына.
Слезы падают на наши руки. Наклонившись к ней, я обнимаю ее, желая забрать всю ее боль.
– Я научу его говорить по-французски. Он будет вам писать. Мы будем говорить про вас. Это еще не конец, прошу вас, не думайте так.
Миссис Лаффитт кладет руку мне на плечо.
– Мы знаем. Вы были ему отличной матерью. А Жан-Люк отличным отцом. Сэму повезло, что его спас такой хороший человек.
Теперь и я не могу сдержать слез. Сара и Давид любят Сэма больше самих себя, они ставят его счастье превыше всего. Осознание этого бьет меня ножом по сердцу. Они его настоящие родители. И всегда были. Мне становится невыносимо стыдно, и я обещаю себе, что Сэм поймет, что они для него сделали.
Бумаги готовы в течение недели, и пока самолет летит через Атлантический океан, возвращая нас домой, я наблюдаю, как Сэм спит. Длинные ресницы щекочут бледные щеки, он сжимает мою руку, будто бы опасаясь проснуться и не обнаружить меня рядом.