Подорожник - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Алавидзе cтр.№ 24

Вообще, в Парму мы не собирались, это получилось случайно. Мы покидали солнечный бодряк Чинкве-терре, и по дороге нужно было где-то пообедать. Где же еще, как не на родине пармезана и пармской ветчины? Здесь же находится штаб-квартира Европейского комитета по контролю безопасности пищевых продуктов.

История, возможно, самого главного пармского произведения искусства тоже связана с гастрономией. Кафедральный собор Пармы украшает один из наиболее странных куполов в мире. Его расписал Корреджо. На куполе изображено Вознесение Пресвятой Девы. Сама Дева Мария уже наполовину вознеслась в облака, и из них торчат только ее ноги и задравшаяся юбка. А также разные части тела сопровождающих ее ангелов. Заказчик сравнил эту работу с рагу из лягушек – так поразила его смелая перспектива. Но Тициан, однако, заметил: «Даже если бы вы вывернули этот купол наизнанку и наполнили его золотом, все равно вам не удалось бы достойно расплатиться за него».

Мы слонялись по улицам совершенно хаотично.

– Слушай, а почему здесь столько плакатов с изображением Верди? – задал мне вопрос муж. – Он что – здесь родился?

Поставил в тупик. Вообще, в студенческой юности я играла в «Что? Где? Когда?», поэтому мой мозг на девяносто процентов забит информацией, которая никогда в жизни мне не пригодится. Сотни дат рождения, мест рождения, интересных фактов. Я вот знаю, например, что Пьетро делла Франческа родился в городе Сансеполькро, а в день, когда он там же и умер, Христофор Колумб высадился в Америке. Или вот Шекспир и Сервантес умерли в один день. Или вот Леонардо да Винчи родился ни разу не в Винче, а в Анкиано, и из серьезных научных трудов, помимо набросков парашюта, у него есть совершенно дивное эссе «About the penis» («Трактат о мужском члене»). А отца русского писателя Федора Достоевского утопили в водке собственные крепостные, а английские слова science (наука) и shit (говно) происходят от одного и того же слова. Ну и так далее. Из такого мусора состоит мой мозг практически целиком. Особенно если это касается музыкальной литературы или чего-нибудь итальянского. Но вот где родился композитор Верди, я позорно не знала.

– Да нет, не здесь. В какой-нибудь ломбардийской дыре, как обычно. Я не знаю. Знаю только, что все «вердиевские» места находятся в Милане. Их, собственно, три – дом Верди, Гранд-отель и музей «ЛаСкала».

Мы шли по улицам, а Верди вокруг становилось все больше и больше: плакаты, названия, открытки, постеры, книги. Я знаю, что в 2013 году был юбилей, двести лет со дня рождения композитора. А еще тут будет ежегодный фестиваль. Но это ведь в октябре. Рановато.

И тут мы уперлись в памятник.

– А вот это случайно не он? – спросил меня муж.

Перед нами был монумент, изображавший Верди, завернутого в античную тогу и окруженного музами. Это было уже слишком. Мы зашли в ближайший магазин сувениров, целиком посвященный Верди, и я взяла с полки его биографию.

«Композитор Верди родился в городе Ронколе 10 октября 1813 года».

– Если выйдем сейчас, то будем там через полчаса, – вычислил по gps муж. Ну мы и поехали.

Интересный факт. Дом, где родился Верди, находится на улице Тосканини.

В доме не осталось абсолютно ничего оригинального. Крепкие каменные полы, свежепобеленные перекрытия, как написали бы специализированные журналы, строгий рустикальный дизайн. Свежесколоченная кровать, на которой всегда лежит букет свежих красных роз. Стилизованный кабинет, несколько блокнотов-молескинов с записями на все еще белых страницах, антикварный подсвечник. Помещение трактира (отец Верди – трактирщик), прядильня (мать пряла шелк). Старые бочки, ржавые сковородки…

Зато есть копия школьного журнала успеваемости класса, в котором учился композитор. Еще одно интересное совпадение: одноклассником Верди был мальчик по фамилии Бочелли (обставил нашего на три балла по грамматике). А свидетельство о рождении Верди написано на французском языке, так как Ронколе была в те времена частью наполеоновской империи.

Все это вызывает смешанные чувства. Я не очень люблю современные стилизации. В них все равно чувствуется фальшь, это безжизненный вектор, очень приблизительно задающий направление мысли, здание без фундамента, хлипкая декорация. Композитор не родился на этой кровати, не прикасался к этим предметам, не ел из этих тарелок, его мама не шуршала юбками по этому полу. Я понимаю умом, что это правильный образовательный проект, но у меня самой не получается за что-нибудь эмоционально зацепиться. Никак не протягивается этот мост через столетия от него ко мне, тот мост, который появляется при самых первых звуках «Аиды» или хора евреев из «Набукко». Когда в оперном театре поднимается занавес, Верди подходит ко мне, берет за руку и ведет по лабиринту своих мыслей. А здесь – пустота.

Мы уезжали из Ронколе практически на закате и обратили внимание, что на улицах нет ни души. Все магазины закрыты, никто не гуляет по улицам, никто не смотрит в окна, вообще никого вокруг. Пустынный город призраков. Немножечко жутковато. Но потом, уже оказавшись на окраине Буссето, поняли, в чем дело. В каком-то трактире на открытой террасе собралась вся деревня. Играли скрипачи, звучал рояль. Огромная веселая толпа народу отмечала конец недели и начало праздника Успения Богородицы (Феррагосто). Кто-то играл в карты, кто-то пил пиво, кто-то плясал, кто-то рассказывал байки, веселое народное гулянье, такой буйный дым коромыслом. Деревенские пляски с картин Брейгеля.

И мне подумалось, что вот же он – фундамент, на котором стоит магия этого места, вот он – этот мост через столетия, эта красота, эта непрерывность созидания. Здесь тот же воздух, что и двести лет назад, те же пейзажи, музыка здесь все так же инстинктивна и играется по любому поводу; это общий вирус, которым заражены все жители деревни, традиция, которая свято соблюдается. Здесь все подлинное. Люди здесь не изменились со времен Верди, они собирают урожай, варят сыр, пьют вино, поют, радуются, поддерживают друг друга, смеются, верят в Бога.

Мне сразу вспомнился рыбак Винченцо из Вернаццы. Когда мы с ним увидели чужое веселье, чужую свадьбу, он, ни секунды не задумываясь, искренне, от всей души, как ребенок, порадовался этому совершенно постороннему счастью. «Пусть Бог не оставит их своей милостью».

Вот так и тут захотелось сказать то же самое. Пусть никогда не покидает этих мест, пусть всегда остается здесь divina misericordia. Уж если не здесь, то где же еще?

В моем любимом сериале «Slings & Arrows» («Пращи и стрелы») о закулисных интригах шекспировского театра есть очень интересный эпизод. Чтобы научить актеров правильно играть Ромео и Джульетту, режиссер заставляет их бегать в кроссовках вокруг театра, отжиматься от пола, делать выпады в прыжке. В итоге получается идеальная сцена на балконе. Раскрасневшиеся актеры тяжело, прерывисто дышат, не могут говорить связно, у них на лбу выступает пот, трясутся руки, они в изнеможении падают друг к другу в объятья. Надо сказать, все это очень правдоподобно и выглядит как еле сдерживаемая подростковая страсть.