Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века - читать онлайн книгу. Автор: Рейнхарт Дози cтр.№ 164

Тогда аль-Мутадид повернул оружие против хаммудита Касима, правителя Альхесираса. Он был самым слабым из всех берберских принцев и потому очень скоро запросил мира. Аль-Мутадид позволил ему жить в Кордове. Все это происходило в 1058 году.

Завершив это новое завоевание, аль-Мутадид решил, что пора опустить занавес и прекратить комедию, которую, следуя примеру отца, он играл до сих пор, и признать, что Хишам II мертв. Причины, заставившие Абу-л Касима прикрываться именем этого монарха, больше не имели значения. Теперь уже все понимали, что возвращение старого режима невозможно, халифат пал и больше не восстанет. Опыт развеял все иллюзии, которые могли существовать по этому поводу. Изготовитель циновок из Калатравы стал, таким образом, бесполезным. Не исключено, что этот человек, никогда не показывавшийся не только народу, но и придворным, был давно мертв. Некоторые хронисты утверждают, что аль-Мутадид, устав от этого человека, умертвил его. По этому поводу можно строить только предположения, потому что принц Севильи, когда хотел, мог окружить свои действия непроницаемым покровом тайны. Точно известно, что в 1059 году он собрал жителей Севильи и сообщил, что халиф Хишам скончался в результате удара. Он велел похоронить останки изготовителя циновок из Калатравы с королевскими почестями. Будучи хаджибом, он посещал все погребальные церемонии пешком и без tailesan – своеобразной вуали, покрывающей голову и плечи. Он также сообщил союзникам на востоке о смерти халифа и предложил им выбрать другого монарха. Понятно, что никто и не помышлял о таком шаге. Впоследствии аль-Мутадид объявил, что халиф изъявил волю назначить его эмиром Испании. С тех пор все усилия аль-Мутадида были направлены на достижение этого положения. Он даже исполнился решимости захватить бывшую столицу монархии. Однако ему предстояло столкнуться с серьезным разочарованием.

Его войска уже совершили несколько набегов на территорию Кордовы, когда в 1063 году (455 по хиджре) он приказал своему старшему сыну Исмаилу, командовавшему армией, занять полуразрушенный город Аль-Захра. Исмаил заколебался. Он уже некоторое время был недоволен аль-Мутадидом – жаловался на резкость и тиранию отца, утверждал, что не раз подвергался большой опасности из-за отсутствия полного состава войск перед крупным сражением или осадой. Некий авантюрист поддерживал его недовольство. Это был Абу Абдуллах Бизильяни, мигрировавший из Малаги, когда город был захвачен Бадисом. Желая стать хаджибом любой ценой – где и при ком, ему было все равно, – этот интриган попытался вселить в душу Исмаила идею о восстании против отца и основании в другом месте – к примеру, в Альхесирасе – отдельного независимого государства. Бизильяни преуспел даже слишком хорошо. Раздражение Исмаила в момент, когда он получил приказ выступить против Аль-Захры, достигло максимума и нуждалось лишь в небольшом импульсе, чтобы выплеснуться через край. К сожалению, аль-Мутадид снова отказался дать сыну дополнительные войска. Исмаил тщетно подчеркивал, что с такими маленькими силами, которые имеются в его распоряжении, он не сможет справиться с таким государством, как Кордова, и, если Бадис придет на помощь кордовцам, севильская армия окажется между двух огней. Мутадил оставался глух к его словам. В гневе он назвал сына трусом и заявил, что, отказавшись ему подчиняться, он лишится головы.

Возмущенный и оскорбленный Исмаил выступил в поход, и Бизильяни, с которым он привык советоваться, легко убедил его, что настал момент выполнить план, который они часто обсуждали между собой. В двух днях пути от Севильи Исмаил сообщил своим офицерам, что получил письмо от отца, призывающее его вернуться по очень важному делу. Затем в сопровождении Бизильяни и тридцати конных стражников он галопом поскакал в Севилью. Аль-Мутадид находился не в городе, а в замке Захир, что на противоположном берегу реки. Поэтому его цитадель в цитадель в Севилье охранялась слабо. Ночью Исмаил захватил ее, погрузил на мулов сокровища отца и, чтобы не позволить никому переправиться через реку и сообщить новость в Захир, он затопил все плавсредства, пришвартованные возле цитадели. После этого он, захватив с собой мать и других женщин сераля, направился в Альхесирас.

Несмотря на все принятые меры предосторожности, аль-Мутадид узнал о случившемся от солдата из свиты своего собственного сына, который не одобрил то, что сделал Исмаил, и переплыл на лошади Гвадалквивир. Аль-Мутадид немедленно велел отрядам кавалерии прочесать местность и разослал гонцов во все крепости. Приказы были доставлены очень быстро, и Исмаил обнаружил, что ворота всех крепостей перед ним закрыты. Опасаясь, что управляющие замками объединятся и нападут на него, он попросил защиты Хассади, управлявшего замком, который был расположен на вершине холма на границе с районом Сидона. Хассади согласился при условии, что Исмаил останется у подножия холма. Затем он спустился вместе с солдатами, посоветовал молодому принцу помириться с отцом и предложил свое посредничество. Видя, что его план не удался, Исмаил согласился. Тогда Хассади позволил принцу войти в замок, где принял его с почестями, соответствующими его высокому рангу, и сразу же написал аль-Мутадиду. В письме было сказано, что Исмаил раскаивается в своей ошибке и просит прощения. Ответ был получен сразу и оказался утешительным. Аль-Мутадид выразил желание простить сына.

Исмаил немедленно вернулся в Севилью. Отец оставил ему всю собственность, но держал сына под стражей и обезглавил Бизильяни и его сообщников. Исмаил, отлично знавший коварство и двуличность своего отца, считал, что его прощение – очередная уловка. И потому он решился. Подкупив стражников и нескольких рабов, он собрал их ночью, дал выпить вина для смелости и вместе с ними забрался в ту часть дворца, которая, казалось, была слабо защищена и открыта для внезапного нападения. Он рассчитывал застать отца спящим и убить его. Неожиданно перед заговорщиками появился сам аль-Мутадид во главе дворцовой стражи. Заговорщики разбежались. Исмаил попытался забраться на городскую стену, но солдаты захватили его. Вне себя от ярости, аль-Мутадид затащил сына во дворец, выгнал всех помощников и убил его своими руками. После этого он отмстил всем сообщникам сына, его друзьям, слугам и даже женщинам гарема. Последовали публичные наказания, на которых виновным рубили руки, ноги, головы.

И лишь когда гнев немного остыл, мрачный тиран стал жертвой сожалений и отчаяния. Сын, который взбунтовался против него, совершил покушение на его жизнь, выкрал его сокровища и даже жен, безусловно, был виновен. Но почему-то эта мысль не приносила успокоения. Аль-Мутадид никак не мог забыть, как нежно любил его. Несмотря на жестокость, тиран был сильно привязан к семье. В своем сыне, рассудительном, умном, отважном на поле боя, он всегда видел опору в старости и продолжателя своего дела. А теперь он собственными руками лишил себя самых сокровенных надежд.

«На третий день после этой ужасной катастрофы я вошел в приемную вместе с коллегами, – писал севильский визирь. – Лицо аль-Мутадида было ужасным. Мы все дрожали от страха, и в ответ на наше почтительное приветствие он лишь что-то пробурчал. Затем принц окинул нас пронзительным взглядом с головы до ног и неожиданно взревел, словно лев:

– Жалкие людишки! Почему вы молчите? Небось радуетесь моим несчастьям? Убирайтесь с глаз долой!»