25.01.1946. Нью-Йорк. Отель «Амбассадор»
Несколько недель с Наташей, счастлива, без выходок. Простая жизнь. Чаще всего здесь, иногда на вечеринках, где она внезапно кажется очень далекой; элегантная, гибкая, очень красивая.
21-го вышла из печати*. Смешанная критика.
Письма от Файльхен, Розы. Дом стоит, сад, кажется, в порядке, все очень заросло. Проблемы с деньгами. Налоги и т. д. Несколько лет в Европе ничего не платили. Попытался продать акции в Цюрихе. Невозможно — деньги немцев заблокированы на этот раз Объединенными нациями, которые ищут деньги нацистов. Как часто уже мои деньги оказываются заблокированными! Сообщение из гаража в Париже: машина еще там, нацисты ее не захватили. Но надо заплатить за шесть лет стоянки в гараже, трудности с таможенными лицензиями и т. д.
Уплатил шетьдесят тысяч долларов налогов за 1945 — лишь предварительная выплата. Не важно, сколько зарабатываешь — остается мало. За исключением биржевых спекулянтов, которые платят двадцать пять процентов.
Зима перемежается теплыми деньками. Сегодня почти май. Несколько недель подряд головные боли. Дважды в неделю врач с тремя шприцами и короткие волны*. Много интервью*, подготовленные книжным месячным клубом. Радарный контакт с Луной. Двести тридцать восемь тысяч миль за две с половиной секунды. Всюду стачки; в данный момент упаковщики мяса и стальная индустрия. Акции растут. Слухи об инфляции.
11.06.<1946. Нью-Йорк>
Сегодня в иммиграционном департаменте с Петер, Максом и Гретой Лион в качестве свидетелей. Заполнили бумаги. Много отказов и долгого ожидания. Милый человек, Сидни Фишер, который нас принял. Позже эксперт, который заявил, что он ценит мою книгу: «Год рождения 1902» (которую написал Глезер). Я не стал отказываться.
Ничего не писал все эти месяцы. Много времени провожу у адвокатов. Налоги, контракты и т. д.
Часто с Наташей.
Письма от Файльхен. Первые известия из Германии. Несколько дней назад от моей сестры Эрны. Живет недалеко от Лейпцига, одна. Муж в плену*. Мой отец, кажется, еще жив. Она видела его в 1944. Его жена, душевнобольная, тогда как раз совершила самоубийство. В 1943 моя сестра Эльфрида* из-за антигосударственного высказывания арестована, приговорена Народным судом, в декабре того же года казнена.
29.07.<1946. Нью-Йорк>
Вчера вечером супруги Зуссман. Рассказывали о концентрационных лагерях в Голландии и Бельзене. Ожидал деталей для книги*. Не услышал ничего, чего бы я ни знал. Были в обменном лагере Бельзене, не в политическом.
Один вечер с Наташей. Еще один с Циннером и Хомолкой, который в воскресенье уехал в Лондон на «Куин Мэри» (впервые в белой униформе вместо серой военного времени). Перед этим вечер с ним. Говорили о его разводе. Резко высказался против финансового регулирования.
25.11.<1946. Нью-Йорк>
Первый вариант книги* почти готов.
Письма от отца. Получил деньги и посылки. Он отправил одну из них моей сестре*, оценив в фунт (лишь столько разрешено) в русскую зону. Слава Богу. Во всяком случае, у него теперь есть деньги, еда, табак, даже трубка (от американца Т. Клейна, через которого он получил деньги и посылки). Другие посылки отсюда и через Швейцарию тоже получены.
Ссора с Наташей. Моя вина. Обедал несколько дней назад с Дэвидом Льюисом. Пошли к нему за рукописью. Угостил хорошим виски. Я крепко выпил. Был зверски пьян. Еще больше опьянел на улице. Пошел с ним и Чарли Эйнфелдом на вечеринку к Шакене. Без приглашения. Был точно сильно пьян. Вспоминаю с трудом. Тельма Фой и другие. Наташа. Говорила, это я еще помню, с Бойером, с которым у нее когда-то была связь. Французская. Разозлила меня. Отошел от нее в другую сторону. Остался, хотя видел, что она уходит. Все равно ничего бы уже не подействовало. Она была, я думаю, взбешена. Позвонил ей на следующий день. Она: «Можешь гордиться собой. Надеюсь, Тельма Фой получит тебя. Не звони мне больше». И повесила трубку.
Ее мнение относительно Тельмы не совсем верно. Вовсе не по мне преследовать ее. То, что я напился, это уже скверно. Этого не должно было произойти. Но произошло. Что делать? Пока ничего не сделал. Так лучше. Мой гороскоп показывает плохой период между десятым и двадцать пятым ноября. В то время у меня была ссора с Петер, потому что я не пригласил ее после театра, и она осталась одна. Я не мог сделать этого, потому что был приглашен один; никто не знал, что я могу прийти с Петер. Так я хотел сделать ей приятное — а получилось наоборот. Ссора с Наташей и менее серьезная с обиженной Альмой Верфель. Достаточно.
Не знаю, как быть с Наташей. Она утверждала, что наши отношения катятся вниз. (Я работаю.) И мне всегда казалось, что она все время ждет катастрофы. Незадолго до этого между нами состоялся неприятный спор, в котором я был скорее прав. Странная любовь: она ищет и ищет недостатки. Пора рвать. Я не верю, что наши отношения можно изменить. Она на это надеется. Ненавидит свою привязанность. Всегда была настроена против меня. Дело не только в последнем инциденте. Подобное происходит уже давно. Внутреннее напряжение. Чувствует, что мы слишком разные. Я вовсе не социальное существо. Я что-то другое, что всегда прорывается, снова и снова. Некоторый снобизм по отношению к женщине, которую я люблю. Хотел бы, чтобы она была особенной. Каждый раз, когда я работаю, со мной случается что-нибудь подобное. Странно, так сказано в моем гороскопе. Не могу совместить и то, и другое. Жаль.
Не вижу вариантов. Не могу обещать, что этого больше не повторится, я же не школьник. И не могу оттягивать наш разрыв. Если я буду их насильно удерживать, ничего хорошего не получится. Это будет еще одним камнем в мой огород со стороны Н.* Маловероятно, что все можно исправить. Это указано и в моем гороскопе — в такие моменты человек должен исключить себя из жизни.
Жаль. Очень многое теряет свое значение, если исключить одно. Наши отношения были прекрасны. Они дарили тепло и легкость.
Должен принять это. Быть может, лучше, если мы несколько дней не будем видеться. Быть может.
А быть может, это уже не имеет значения.
21.07.1947. <Нью-Йорк>
Первый вариант второй книги* готов. В июне умерла сестра Петер, Эдит. Наташа два месяца была в Европе. Мой отец поправился на девятнадцать фунтов, собирается в Швейцарию. Я сам бывал пьян чаще, чем мне хотелось бы, но работал. Каждая книга около пятисот-шестисот рукописных страниц.
В начале июля прошло новое слушание по делу о получении гражданства*. Вопросы по поводу нацизма, коммунизма, принадлежности к ним, не нарушал ли комендантский час, почему живу раздельно с Петер и по поводу Марлен. В свои сорок девять лет я должен отвечать на подобные вопросы.
Надеюсь, Петер в какой-то мере довольна.
Жаркие дни. Влажно, душно. Плохо сплю. Хочется в Европу.
Наташа провела почти неделю в Фэрфилде.