Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - читать онлайн книгу. Автор: Эрих Мария Ремарк cтр.№ 50

Играет граммофон. Фотографировал комнату. Странно, как будто я больше не вернусь сюда. Как будто все это в последний раз: это лето, этот дом, этот мир, это счастье, Европа, эта жизнь, может быть.

В ночном небе огромная и сияющая Венера. Может быть.

Во всяком счастье уже расставание.

Эти большие белые цветы с тяжелыми лепестками — магнолия грандфлора.

09.07.<1938. Париж>

Холодно в Париже. Облака. Слабый дождь. Все чаще играю с мыслью вернуться. В Порто-Ронко. В тишину, в безысходные одинокие вечера, в которые я буду проклинать себя за то, что уезжал. Все будет тонко, ощутимо и буржуазно. Марлен упрекает меня в том, что я женился*. По праву и не по праву. Петер упрекает меня с диким пафосом из-за Марлен. Она не права. Я объяснил М., что женитьба — это лучше, чем иметь еще кого-нибудь в Америке* и в промежутках кого-нибудь еще. По праву и не по праву. Она заявила, что ждала меня; но человек не может оставаться один; особенно в такой ситуации, в которой она оказалась. Мы оба правы и не правы. Некоторая неразбериха. К тому же семья*. Дружная, понимающая, добрая — но тем не менее здесь, даже тогда, когда она не здесь. К тому же ребенок. Канат, с которым я все же никогда так близок не был, как с М. Это убивает полет, это делает меня пыльным и седым, даже когда нет трудностей. Это делает и М. другой. Даже тогда, когда мы одни. Все вещи звучат по-иному, все опустошается, что должно быть полным. И это не только потерянное время; это потерянное время как пыль в машине: оно разрушает хорошее время, показывает нас хуже, чем мы есть, замедляет реакцию. Даже щука смешна в бассейне с золотыми рыбками. Я совершаю поступки, которые глупы и противны; я знаю это, когда я их совершаю, и тем не менее совершаю. Я должен жить в другом отеле. Я не должен знать свою семью. Излишнее удобство притупляет. И фальшь, и усталость одновременно. Это прилипание порой вовсе не полет. Это слишком семейно. Одна пара спит здесь, другая здесь. Любовь не имеет ничего общего с семьей. Нельзя себе позволять часто быть одному. Это сразу воспринимается как афронт. Как отчуждение. Это злит. Это создает напряжение для другой стороны. Чувствительность, которая взрывается в другом месте. Я должен быть один. Это мне не понравится. Я стал слишком незначительным. Слишком ленивым. Слишком растолстел. Грустные, толстые клоуны производят то же впечатление, смеются ли они или пожимают плечами. Я должен вернуться. Как бы это ни было больно. В безысходное одиночество, которое пугает, разъедает и делает несчастным. Но лучше все это, чем следовать судьбе и преуспевать с нечистой совестью. Назад, во время до Н.З.ф.б.п. Жизнь — Боже мой, жизнь! Это вовсе не жрать, трахаться, впадать в уныние, болтаться и дремать! Это ничто в конце — и все! Но это ничто стоит понять и почувствовать совсем с другой стороны!

Антиб, 20.07.1938

Прибыл сюда позавчера вечером. До этого суетливое время в Париже. Собирался с утра ехать в Порто-Ронко. Потом на «Ланчии» и «Паккарде» из Парижа в Лион. Поспал. Дальше на следующий день. Все веселятся. Пума* счастлива. У Руди небольшое столкновение с грузовиком. После ужина «Ланчия» встала. В зажигании лопнула спираль. Руди уже уехал в Канны. Пришлось остаться. Звонки и т. д. На следующий день выехали в Антиб. Встретили Руди перед Каннами. Пересели из-за ребенка. Дальше один.

Первый вечер в Эден-Рок. Разочарование. Жуан-ле-Пен, кабаре «Голливуд». Хорошее настроение. Поехал на «Ланчии». Вчера искупался. Солнце. Вечером у Максима, Жуан-ле-Пен. Встретил Бетти Харборд, Салли Банбури, Фредди Макэвоя.

Снова немного слишком семейной жизни. Немного сгорел на солнце. Вечером еще купался с Руди. Счастливое, немного зыбкое настроение.

Последний день с Петер в Париже. Тяжело. М. видела нас, входящих к Максиму. И после этого тяжело.

Посмотрим, что будет.

Вечером, во время купания, три больших серых французских военных корабля, уходящих в открытое море. Крабы на скалах. Актинии. Море, мать мира.

04.08.<1938. Антиб>

Старший нацист* оказался прежним знакомым — В. Форст, занимает у себя там некий пост, но ничего не знает.

Тем временем, третий день ничего не пил, не курил. Вынести можно, но скучно. Когда-нибудь снова откажусь от этого терпения.

Прохладное настроение. В один из дней на берегу ночью. Лицо неба. Спешу снова в гору. Ночь мечты. Но, впрочем, скорее концу навстречу. Много незаметных знаков. У меня, у нее. Чувствительность, насмешки, раздражительность. Хотелось бы знать, что это, скорее всего, самое лучшее и последнее. Но ничего не делать — не устранять эти мелочи, которые только омрачают, сейчас, когда большой свет еще горит, и знать, что они его не погасят. Но ничего не делать.

Семья, окружение — каждый привлекателен и мил — гасят его. Не бывает любви в семейном кругу. Странно знать все это и быть самоубийцей.

Вчера и позавчера красный месяц, мрачно тлеющий на горизонте, огромный и дымящийся. Порой море, скользящее по плечам, опаловое. Зыбкие облака в красном свете. Мрачный пылающий шар солнца над морем. Пума, присевшая, прекрасная, и ничего, кроме соблазна. И нечто в ней от ледника.

Письмо от Петер из Порто-Ронко. Кажется, устала. Бедная. Можно помочь. Надо выдержать.

01.09.<1938. Антиб> 7 часов утра

Три часа хорошо спал. Глупости Пумы* сильно меня волнуют.

Сообщение дальше: во вторник утром Пума до обеда не появлялась. Потом взяла все деньги, «Сосьете женераль», Антиб. Пума нервничает. Купила пластинку «Легионер» — на его сердце вытатуировано* слово «никто». У Пумы побежали муршаки, так была потрясена, когда заиграла пластинка. Я нервничаю. Подумал. Мурашки из-за какой-то песни, а я смеюсь, и моя жизнь, возможно, разрушена. Потом домой. Я очень нервничаю. Сказал, что немного боюсь вести машину. Пума в моей комнате. Разговор. Потом спустились. После обеда решили спать поодиночке; один час. У меня сердцебиение. Пот. Я действительно сломлен. Вечером посетили Руди и Тами. Пума исчезла. С неохотой выехал, около половины восьмого. Гала в Монте-Карло. Лиза Картье, весьма целеустремленная, ясная и прекрасная. Лишний килограмм веса — проблема. Неплохо. С Петером обедал в спортивном клубе. Потом в казино. Нервничал. П. очень мила. Около часа назад. В половине третьего приехал. Комната Пумы закрыта. Утром утверждала: она уже спала. Я подумал: она была у Джо*. Немного поспал. Проснулся в шесть утра в среду. Наблюдал за комнатой Пумы. Смеялась надо мной. Нервный, но в хорошем настроении. Попробовал. Все еще закрыта. Играл в теннис. Потом к Руди. Пума уже ушла. Не заметил. Появилась только около двенадцати в таверне. Я был спокоен. Говорили о пустяках. Пума собралась уходить. Потом еще пара слов перед бунгало Джо. Вместе плавали. Пригрозил, что Пума несколько рискует. Потом пошутил, когда нес обед из нашей таверны. Пума немного сердита и нервозна. Поговорили. Потом еще. Затем с Пумой в Канны. Играл в теннис с Тами. Вдруг идея: буду обедать с Пумой, тайком приглашу Джо, буду благодарить Пуму, и все исправится. Говорил с другими. Пума пришла в бар. Очень красива. Все получилось. Обедали в «Голубом павильоне», в Каннах, по-русски, хорошо. Потом «Бастид», ресторан гомосексуалистов. Забавно. Хозяйка, тощая, напомаженная, в невозможных довоенных тонких костюмах, которые она все время меняла. Интересные типы. Атлет с двойным голосом: бас и сопрано. Хороший танцор в дамском костюме. Пума наэлектризована, влюблена, нервозна и т. д. После этого еще немного поговорили. Казалось правильным вести себя так. Есть только это.