Я веду здесь славную жизнь, только немного пристрастился к выпивке, когда лежал в постели, — грипп можно вылечить только алкоголем; как тебе известно, шнапс здесь весьма хорош. Также как и сигареты.
Прочее идет своим чередом. Йоханнес* добродушен и снова появляется время от времени, мадам Р.* тоже старается, но, кажется, дружба дала трещину — естественно, меня это нисколько не волнует.
Время в постели заставляет считать прогулки крайне важными для здоровья. Сезон уже на исходе. Мой флигель сегодня закрыли и предоставили комнату в «Курхаусе». С ванной, очень комфортно.
Дело с Улльштайном* доносит свои грязные волны даже сюда. Почему это опять должно касаться именно нас? Почему бы и не других тоже?
Крайне неприятно, что Х.* ведет себя скверно. Но лучше всего будет, если ты наплюешь на это, пусть все идет своим чередом. Надо понимать, что в единственной жизни, которая идет сама по себе, пару раз в году приходится встречаться с неприятностями.
Генрих, мой дорогой, доставь в ближайшее время в мастерскую мою клячу «Ланчию» для покраски, чтобы она была в порядке, когда я вернусь. И пошли мне как-нибудь, во сколько тебе обойдутся восемь цилиндров.
Радуйся, что квартира будет хорошей — путешествия приятны только тогда, когда у тебя есть приличное пристанище, это для меня сейчас очевидно.
Будь бодр и здоров, Генричек, пойди и купи себе новый парусник — на новой палубе будет тебе полное удовольствие.
И купи себе, пожалуй,
у Таубера «Старую песню» (Одеон)
«Розы и женщины»
«Я же тебя люблю»
Также вальс из «Кавалера роз» (электрола, в исполнении Стоковского* или кого-то в этом роде).
Это чтобы тебе было чем заняться, старина, — и если плохое настроение захватит, только Бюкебург — Гец фон Берлих. И да здравствуют товарищи. Большие затраты.
И впрочем, обновленная «Ланчия» — не позднее, чем через три недели.
Бригитте Нойнер в Берлин
Херингсдорф, 16.06.1930 (понедельник)
[Штамп на бланке: «Курхаус», Кайзерхоф-Атлантик-Херингсдорф]
Бравый Генри!
Здесь ветрено, прохладно и солнечно, но я встаю уже в восемь утра.
Пусто, скучно и так хорошо для работы.
Получил ли ты мое последнее послание с цветами
(символический мак-самосейка)?
(из огня — да в полымя)
Я спрашиваю потому только, что Грета на такое не отвечает.
Кроме всего прочего, я горжусь! Я как раз начинаю полностью перерабатывать последние восемьдесят страниц*.
Скажи-ка, Генрих, сохранился ли у тебя ключ от моего почтового ящика? (32) Напиши мне, так ли это? — и что ты даешь мне честное слово каждые три дня забирать оттуда почту? Если там попадется что-то важное, перешли мне, пожалуйста!
Я сегодня окунул руку в море — сам пришел в ужас от собственной храбрости, только поиграв с мыслью о возможности искупаться.
В воскресенье у меня день рождения, старина, — сделай мне подарок и напиши что-нибудь милое.
Мне тебя не хватает — странно, не правда ли? Даже очень странно. Такова жизнь. Когда живешь в ста метрах друг от друга, этого не замечаешь, особенно когда занят. Но подожди, на последней странице моего сочиненьица я еще расцвету, как пион! Нет новым войнам! Нет новым книгам!
Как там с машиной?
Твои флирты я вскорости перееду! Или заставлю их сочинять книги.
Keep dmiling! (Гораций)
Немного запаха моря уже придает мобильности — во всяком случае для работы, но позже — вот!
Ответь поскорее, мой изумительный, твоему
Лунному теленку
[3]
с правом на охоту!
P. S. Самые добрые пожелания господину д-ру мед. Маркусу Даммхольцу!
Д. О.
Роман Э. М. Р.
1. Мотто: Бюккебург
2. Мотто: Л.м.а. А.
3. Мотто: Всегда постепенно вперед.
До августа я не успеваю!
Вывод: Вы меня больше не застанете!
Марии Хоберг в Абазию
Оснабрюк, 05.08.1930 (вторник)
Дорогая уважаемая фрау!
Мои дни здесь проходят в работе, дожде, депрессиях — и один только взгляд на календарь заставляет с ужасом вспомнить о том, как долго уже Вас здесь нет. Но в дороге не следует слишком много думать о доме — лучше наслаждаться солнцем, морем и друзьями, как будто кроме этого нет ничего иного.
Вы, конечно, замечаете, что я всего лишь ищу способ извиниться за то, что я не написал Вам раньше. Но если серьезно: в эти напряженные недели я ничего не слышал и не видел, и я не мог ни о чем другом думать, только о работе. Кроме того, я был почти десять дней не совсем здоров, так, видимо, известное нервное расстройство действительно случилось со мной.
Но теперь я в порядке, и моей первостепенной задачей будет поведать Вам, что дом, двор, сад и ребенок* в полной сохранности и в отличном состоянии. Билли находится здесь и уже без остатка отдается дому. Карла загорела и здорова. Погода до того скверная, что Вы должны быть вдвойне счастливы, будучи в отъезде. В один из дней здесь побывала моя жена, но только один день — работа* очень напрягает.
Мое «нервное расстройство» сыграло свою роль, все вокруг стали весьма послушными.
Что еще? Что еще может случиться в Оснабрюке? Вчера прошел праздник стрельцов — самое значительное событие сезона.
Мы с радостью ждем Вашего скорого возвращения!
Сердечное спасибо за обе открытки, Вам самые добрые пожелания усердного отдыха и прекрасного возвращения от Вашего
главного дворецкого
Эриха Марии Ремарка.
Бригитте Нойнер в Берлин
Оснабрюк, конец августа 1930
Ты что, свиная шкура, писать не умеешь?