Обещанная демону - читать онлайн книгу. Автор: Константин Фрес cтр.№ 51

– Я не верю тебе, Первый, – с такой же адской усмешкой ответил Эрвин, внимательно рассматривая Демона. – Ты сейчас скажешь все что угодно, лишь бы я снял с тебя свое Слово. Ты лжешь, Первый. Ты хитришь, чтобы избавиться от моей власти и стать совершенно свободным. Ты лжешь.

– Нет, – так же хрипло, преступно, страстно и лживо выкрикнул Первый, страдая.

«Все равно ведь выберется, – подумала Элиза. – Выбрался же из могилы – и из-под данного Слова высвободится… Есть ли на свете какая-то вещь, которая удержит этого безумца в узде? По-моему, нет».

– Сейчас, – твердо произнесла Элиза, глядя на трясущегося, как лист на ветру, Первого. – Ты наденешь этот ошейник сейчас.

– Нет! – сказал Эрвин твердо. – Ты не знаешь, что ты высвобождаешь.

– Я и знать не хочу, – ответила Элиза. – Я хочу спасти отца. И если Первый мне в этом поможет, я возьму в руки поводок. Я не побоюсь.

Эрвин мучительно застонал, запустив руки в волосы, отчаянно теребя черные пряди.

– Твое безумие заразно! – выкрикнул он Первому яростно, и тот смолчал, против своего обыкновения, напряженно ожидая вердикта.

– Ошейник! – потребовала Элиза, протянув руку Эрвину.

– Нет, – ответил Эрвин. – Черт подери, Первый! Я сам тебя закопаю! Почему ты вечно влезаешь между людьми, наплевав на них и калеча все, разрывая все связи?!

– Потому что для меня люди – лишь инструмент для достижения моих целей, – огрызнулся Первый.

– Проклятый эгоистичный мерзавец!.. Элиза, черт тебя дери! Почему ты слушаешь его, почему ты ему поддакиваешь?! Что он наговорил тебе? – в голосе Эрвина прозвучали нотки жгучей ревности. – Я знаю, как он умеет заговаривать зубы людям! И если сильно постарается, то может быть очень обаятельным, да только его словам верить нельзя! Что, что он сказал тебе? Пообещал быть тебе другом? Возлюбленным? – Эрвин вспыхнул до корней волос от ярости, и Первый мерзко захохотал, вероятно, приминая какие-то свои старые подвиги.

– О да, – проклекотал Первый, издеваясь. – Соблазнить женщину друга… конечно, я мерзавец, но до такого я не додумался. Надо попробовать на досуге.

Эрвин рванул было в Первому, желая всем сердцем влепить хорошую плюху, но Элиза удержала его, обвив руками, повиснув на шее.

– Он лжет, Эрвин, – вступилась Элиза. – Разве ты не видишь? Это же Первый. Он скорее себе язык откусит, чем скажет, что не хочет тебя одного отпускать. Он переживает за тебя. Ты – все, что у него осталось. Он привязан к тебе. Он сам мне говорил только что, что хочет твоего прощения. А мерзавцем перед тобой он выставляется потому… да  потому что он всегда так делает. Это очень удобная маска. Она почти приросла к нему, и все же он немного другой, чем ты думаешь о нем.

Первый сжал губы так, что они почти превратились в белую  полоску. Элиза выдала все его тайны, высказала то, о чем он помалкивал, и в его красных глазах мелькнул мучительный стыд, словно он предстал голышом, абсолютно беззащитный.

– Стерва, – выдохнул он яростно, стискивая кулаки.

– Ублюдок,– огрызнулась Элиза.

– Ошейник, – все так же требовательно потребовала Элиза, протягивая руку Эрвину и избегая смотреть ему в глаза. Первый, злобно сопя, смотрел на нее, и, казалось, готов был придушить ее.

«Не любит и не терпит неволи, – подумала Элиза, с трудом выдерживая пылающий яростный взгляд Первого. – Ничего, незаконный сын Короля, это для твоего же блага!»

В ладонь ее лег тяжелый, окованный металлом ошейник, с заклепками, шипами, с длинной тонкой цепочкой вместо поводка, точно такой же, на какой Элиза носила цепочку. Разомкнув тяжелый толстый ремень, она шагнула к первому, но тот не позволил ей коснуться себя.

– Я сам! – рыкнул он с ненавистью, ловко выхватив ошейник из ее рук. Откинул путающиеся длинные волосы, нацепил ловко на дрожащее от ярости горло, словно делал это много раз, с остервенением затянул ремень, застегнул застежку и продел кончик ремешка в петлю, закрепляя на собственной шее ненавистный ошейник.

– Ну?! – рыкнул он, оскалившись, оттягивая от горла душащую его вещь, кажущуюся такой свободной, не стесняющей. Но Первый даже глотал с трудом. Впрочем, больше ошейника его душила злоба и уязвленная гордость.

– Поводок, – произнес Эрвин, внимательно наблюдая за Первым. Тот рыкнул от лютой злобы, рванул тонкую цепочку, прикрепленную к ошейнику, шагнул к Элизе и грубо несколько раз обернул ее вокруг запястья девушки. Снова отступил от обоих, словно опасаясь, что они передумают, схватят его, и лишат даже тени надежды на свободу.

– Ну?!

Он почти выкрикнул это, с мукой в голосе, и Эрвин кивнул головой. Кажется, он, как и Элиза, смирился с тем, что Первый все равно вывернется из-под наложенного на него заклятья, рано или поздно.

– Я освобождаю тебя от данного мне Слова… Тристан.

Услышав это имя – Тристан, – Первый шумно, с облегчением, выдохнул и едва не пополам согнулся от хохота.

– Тристан! – выкрикнул он, возвращая себе часть памяти и много-много того, что связано с этим именем. – Черт, такое просто имя! Я перебрал их, наверное, тысячу в своей памяти, и не угадал!..

Эрвин остался спокоен, хотя уголки его губ дрогнули; Первый ни на миг не забывал о своей страсти – свободе, – и пытался освободиться каждый миг. Все его мысли были об этом.

– Тебя не исправит и могила, – усмехнулся Эрвин, и Первый, который теперь носил имя Тристан, невероятно довольный собой, небрежно нахлобучил на белые волосы непонятно откуда взявшуюся шляпу, накинул на плечи короткий старый тяжелый плащ.

– Нельзя обстоятельствам позволять быть выше себя! – заметил он, отступая от пары дальше, дальше, в тень коридора, в которой его алые глаза сверкали как драгоценные камни. Каблуки его высоких сапог звонко щелкали по каменному полу, с хрустом давили осколки битой посуды. – Когда поводок натянется, советую вам быстрее присоединиться ко мне… и да, сильно не спешите со своей любовью, мне, в отличие от вас, на это нужно намного больше времени!

***

Навестить отца Элизы Артур собирался со всем тщанием. Пока он приглаживал волосы перед громадным пыльным зеркалом и устранял перед ним же прорехи на своем костюме, женщина, которую он долгое время называл своей матерью и почтительно ее слушался, чистила ему туфли.

Ветте он тоже велел привести себя в порядок, сказав, что возьмет ее с собой. Зачем? Ветта этого не знала, но по самодовольному виду Артура могла заключить, что он собирается расплатиться ее телом за наперсток. И от этого становилось ужасно гадко на душе. Дядюшка не мог ее не узнать, разумеется; но сила хрустального сердца так преобразила ее, дала столько изысканной, потаенной, утонченной прелести, что сам Артур посматривал на Ветту с вожделением. Неужто рассчитывал, что в споре за артефакт дядюшка не устоит, соблазнится?.. От этой мысли Ветту начинало мутить, она дрожала, как раненный зверек, и с трудом шевелила пальцами, кое-как справляясь с пуговицами на платье.