Записки гарибальдийца - читать онлайн книгу. Автор: Лев Мечников cтр.№ 24

На улицах было пусто. Кое-где испуганная фигура дезертира жалась к стенке и пряталась за угол. В пришедших из Неаполя извозчичьих колясках перевозили раненых со станции железной дороги в госпиталь. Печальная вереница их тянулась через весь город. У ворот госпиталя нас встретили больничные служители, в черных военных сюртуках. Бо́льшая часть их были приходские священники из сел и городков Калабрии, преданные долгу свободы и своему народному герою. Все чиновники при госпитале были прежние бурбонские офицеры и носили еще свою старую форму.

Носилок было немного и приходилось долго ждать очереди. Широкоплечий священник подошел ко мне.

– Брат мой! – сказал он кротким голосом, – можешь ли ты взойти по лестнице?

Я вздумал попробовать. Офицерские комнаты были во втором этаже, а я, несмотря на деятельную поддержку своего спутника, едва мог взобраться на две или на три ступеньки. Он взял меня на руки, как ребенка, и твердым шагом пошел наверх.

В первой комнате я увидел живописную сцену. На кровати сидел мужчина лет тридцати, без рубашки, очень красиво сложенный. Фельдшер держал лучерну и ящик с корпией и хирургическими принадлежностями. Женщина лет 23, красивая и стройная, в мужском наряде, в крошечных ботфортах со шпорами и с маленькой саблей на бедре, перевязывала на груди его рану. Ставни были заперты, и вся эта сцена освещалась мягким, теплым светом лучерны, словно группа Герардо делле Нотти ^[118]. Женщина эта была известная графиня Мартини делла Торре ^[119], смело делившая труды и опасности волонтеров во время похода в Калабрии.

Отдельные комнаты все были заняты, и меня уложили в довольно большой зале, где стояло около шести кроватей с больными и ранеными офицерами. Явился доктор, наш старый знакомец венецианец, принимавший деятельное участие в поимке шпионов на баррикаде пред Капуей.

Он, с редким в военных врачах вниманием и осторожностью, перевязал мои раны, дал мне какой-то, кажется, наркотический порошок и велел немедленно принести мне чашку бульону.

Покой и удобная постель благодатно подействовали на меня. Я чувствовал, как возвращались силы, и молодость брала верх над истощением и усталостью.

Священник, втащивший меня наверх, подошел к находившемуся в углу столику, на котором был приготовлен обед, состоявший из хлеба, бульона и кисти винограда. Калабриец без церемонии взял суп, чтобы подать его мне. Откуда ни возьмись курносый фельдшер с казенной физиономией, и вскинулся на него. Он упрекал его в незнании дисциплины и порядка, в преступном своеволии, и разразился таким потоком слов, что несчастный был совсем ошеломлен.

– Не знаете разве, что это я для мисс Уайт ^[120] приготовил: она с утра ничего не ела, – заключил тот, думая окончательно уничтожить своего противника.

– Для англичанки? – спокойно сказал священник, – ну так я смело беру эту чашку. Это не та пьемонтская графиня, и не станет поднимать шум из-за того, что ее обед съест усталый и израненный человек. Она ведь «для людей» здесь дни и ночи просиживает с больными.

В это время вошла женщина лет под сорок, рыжая, худая, с некрасивым, но до крайности добрым и симпатическим лицом. На ней была надета красная гарибальдийская рубаха и длинная амазонка, без кринолина.

– А вот она сама. Ессо la marchese ^[121], – торжествующим голосом сказал подлекарь.

– В чем дело? – спросила вошедшая по-итальянски с отчаянным английским акцентом.

– Вот видите, signora marchese, – затрещал фельдшер сладеньким голосом, – я для вас обед приготовил, а он вот хочет нести его кому-то. Ведь вы еще с утра ничего не кушали, а для больных всё будет приготовлено к вечеру. Смотритель сейчас должен составить смету.

Signora marchese, не дослушав его, взяла чашку из рук калабрийца.

– Кому это? – спросила она. Тот указал на меня. Она сама поднесла мне чашку. – Я тебе несколько раз говорила, чтобы ты не мешался не в свое дело, – сухо сказала она озадаченному подлекарю; тот оконфузился и обиделся.

– Помилуйте, signora marchese… Я об вас же… а вы… вы мне ты говорите… Ведь я чиновник.

Маркиза пропустила сквозь зубы «гм!» в ответ на речь обиженного фельдшера. Она обошла всех раненых. Со всеми говорила, всем говорила ты, распоряжалась, сделала несколько замечаний прислужникам и вышла из комнаты.

Между тем вокруг меня собралась кучка любопытных, требовавшая обстоятельного и подробного рассказа о военных действиях. Я, насколько мог, старался удовлетворить их любопытство. У меня открылась сильная лихорадка, но я был значительно крепче и свежее. Вместе с жизнью, во мне проснулись старые привычки, и я бы дорого дал за сигару. Но вот один из присутствующих очень великодушно предложил мне целую пачку неаполитанских сигар, хотя и дрянных, но зато даровых. Я дрожал под двумя теплыми одеялами, зубы били тревогу, но трудно объяснить, какое отрадное ощущение пробудили во мне первые глотки очень не ароматического дыма грошовой сигары. Рассказ мой был очень воодушевлен и слушатели остались довольны. Вдруг, как гром небесный, раздался над нами тонкий и спокойный голос мисс Уайт – Andate via! ^[122] – скомандовала она и публика расступилась.

Она подошла ко мне неслышными шагами.

– Ты куришь, – сказала она мне, – это очень вредно. Брось сигару.

Я со страстью прижал к губам эту драгоценность и готовился отстаивать ее с гораздо большим упорством, нежели Шиллер Лауру в своей Resignation ^[123].

– Я сама много курю, – продолжала амазонка, – а на днях я с лошади упала и нос себе расшибла (нос ее еще хранил следы этого события), – перестала курить, и всё зажило само собою.

В Италии вообще куренье считается очень вредным, и при всякой болезни доктора запрещают пациентам курить. Я просил мисс Уайт рассказать мне все, что она знала о ходе битвы, результат которой очень интересовал меня. Она отвечала, что она ровно ничего о ней не знает, но зато твердо убеждена в том, что гарибальдийцы останутся победителями; прибавила еще, что она велела уже оседлать себе лошадь и сейчас отправляется в Сант-Анджело. Потом, заметив, что у меня сильный озноб, она накрыла меня своими бурнусами, и ушла, обещая скоро доставить благоприятные известия.