-Верно, Чайка. Кто платит, тот и заказывает! А потому мне совершенно нет нужды марать об тебя руки. Достаточно в ладоши хлопнуть и сделаешь все, как миленькая. А если ты этого еще не поняла, то лучше собирай манатки и катись на все четыре стороны, я не стану с тобой нянчиться. Заруби себе на носу; я плачу лишь за то, что приносит мне пользу, а не трахает мозги!
-Я не вещь, ублюдок ты гребанный! Не твоя собственность, чтобы ты со мной так обращался, – вскричала она, вырываясь из моего захвата.
-Да плевать я хотел. Называй, как знаешь. Суть от этого не меняется.
-Суть? В чем она заключается; пользоваться мной так, как тебе диктует твое настроение? Захотел приголубил, захотел -выбросил на помойку? – вопрошала она, дрожа то ли от злости, то ли от сдерживаемых слез. Я понимал, что она пьяна и ничего не соображает, но не мог остановиться, меня несло. Необходимо было выплеснуть свою ярость.
-Она заключается в том, что то, что принадлежит мне, трогать никто не смеет, особенно если я за это плачу! Чтобы это было первый и последний раз! Ты поняла меня? –предупредил я с угрозой. Она горько усмехнулась, стараясь скрыть свои истинные эмоции, натянув маску невозмутимости. Выудила из-под кучи вещей свою сумочку и покачивая призывно бедрами, обтянутыми короткой кожаной юбчонкой, подошла к зеркалу. Я смотрел на нее и чувствовал, что зверею. Сжимал челюсти с такой силой, что, казалось, зубы раскрошатся. Ее видок вызывал только гнев и маты. Вырядилась, сука, словно на панель. Перед мысленным взором вновь пронеслась картинка, где она с наслаждением извивается в руках мальчишки. Я с шумом втянул воздух, пытаясь успокоится, но ни черта не получалось. У меня в голове словно заклинило этот кадр, и я едва не рычал от ревности. Чайка же решила окончательно довести меня до белого каления.
-Емко и дико страшно, Олеженька. А не пошел бы ты на х*й?! Как в той песне, знаешь? «Лучше отсидеть на зоне, можно и “пятнаху”, чем с тобою фармазонить, ехай…Ехай на х*й!»- пропела она, истерично захохотав, сгибаясь пополам.
Пьянь подзаборная! Боже, помоги мне не убить эту кретинку. И какого вообще с ней вожусь?
-Нет, не знаю!- ответил я иронично и добавил жестко и недвусмысленно давая понять, что и к ней это относится, - Меня такой шлак не интересует.
-А ну, да. Ты же у нас типа голубых кровей, это я колхозница. Че же тебя такого умненького и хорошенького на такой «шлак», как я потянуло? –съязвила она.
-Все мы ошибаемся, - пожал я плечами, зная, что мое пренебрежение заденет ее за живое. Она побледнела, лицо закаменело, но уже в следующую секунду вернуло себе нахальное выражение.
-Ну, считай, что сегодня я тоже ошибалась,- парирует она невозмутимо.
-Да неужели?! Ты ничего не перепутала девочка?!- почти ласково поинтересовался, подходя к ней. Но встретившись в зеркале с ее дерзким, пьяным взглядом и заметив, размазанную губную помаду, словно она с кем-то целовалась, вся выдержка полетела к чертям и я рявкнул;
- Я кто, по-твоему?
-Если я начну перечислять, тебе вряд ли понравится,- нагло усмехнулась она, и приняв задумчивый вид, не спеша повернулась ко мне. Подошла вплотную и хрипло прошептала, томно растягивая слова, обжигая горячим дыханием;
-Ты мой хозяин. Моя Вселенная. Мой Единственный. Ты мой Бог Гладышев, но…-многозначительная пауза, приторная улыбочка на сочных губах и насмешка.
-Исключительно по средам и пятницам! А сегодня знаешь, какой день недели? Сегодня воскресение, Олеженька! Поэтому… мне жаль милый, -оскалилась она, корча из себя стерву, только получалось как-то херовасто.
-Это мне тебя жаль, Чайка. Пыжишься чего-то пыжишься, а на деле просто дура, у которой не хватает ни мозгов, ни терпения для достижения своих целей, чего бы это не касалось. К чему этот дешевый спектакль? Что ты пытаешься мне доказать? – холодно чеканил я, понимая насколько это жестоко, но сожаления не испытывал. Надоело играть в ее дурацкие игры. Мне хотелось, чтобы она жалела и ненавидела себя, корила, презирала, понимая, что совершила ошибку. И будет именно так, потому что я знал на какие кнопки нужно давить, чтобы эта девчонка сожрала сама себя.
Яна застыла, маска сползла с ее лица, словно разъело ее кислотой, губы задрожали, глаза заблестели от слез. Подобно воздушному шарику сдулась и вместе с воздухом улетучилась вся ее бравада, вызов, дерзость и опьянение. Чайка опустила взгляд и прикусив губу, судорожно прошептала;
- Я …просто… Я устала. Устала прогибаться, стелиться перед тобой ковром, ждать, надеяться. Я ото всего устала!
-Разве я держу? Ты всегда можешь уйти. –заметил я безразлично, зная, что сыплю соль на открытую рану, причиняя ей боль, унижая.
Она усмехнулась сквозь слезы.
-Не держишь, да. Ты просто пользуешься и ломаешь, как игрушку. А я не игрушка, понимаешь? Я живой человек, у меня чувства есть. К тебе чувства! У меня есть душа, в конце-концов, а не только тело. – зарыдала она. Что-то внутри меня дрогнуло, заныло, но стоило скользнуть взглядом по ее распухшим от чьих-то поцелуев губам, как тут же все эти порывы угасли под гнетом неутешительной реальности.
-Мм, и где же была твоя душа, твои чувства.. КО МНЕ, когда ты, как одуревшая от похоти сучка терлась об этого щенка?- с издевкой поинтересовался я.
Она будто окаменела, подняла на меня взгляд полный боли и слез, кожа покрылась красными пятнами, Чайка лихорадочно задышала, пытаясь что-то сказать, но рыдания вновь сотрясли ее тело. Она отчаянно замотала головой, не в силах выдавить из себя ни звука. Хотя мне и не нужны были ее объяснения, я своим глазам доверяю на все сто. А нападение в ее случае, не лучшая защита, а полная тупость и наглость, которую я ненавижу больше всего.
-Можешь не пытаться, убеждать меня в обратном. Все равно не поверю. Мне только любопытно; тебе полегчало? Подняла свою самооценку? Или это был спортивный интерес; как оно с другими? Или я тебя не удовлетворяю?
Она посмотрела на меня так, будто я залепил ей пощечину, и тут же вспыхнула. Тяжело сглотнув, дрожащим от гнева голосом парировала;
-Хватит! Хватит надо мной издеваться! Ты специально или прикидываешься? Ты же все прекрасно понимаешь? Или тебе хочется это услышать? Ну, так слушай! Мне не западло. Чего уж там, я и так уже ниже плинтуса перед тобой, но тебе этого мало. Ты — гребаный садист и продолжаешь делать невозмутимую рожу, прекрасно понимая, что я люблю тебя! Впрочем, неудивительно. Какая я по счету? Может, тысяча сто первая, говорящая тебе эти слова. И еще сколько их скажет? Закормят тебя своей любовью, хотя ты уже зажрался. Да, можешь насмехаться над моими чувствами, исходя из последних событий. Говорить, что я люблю тебя не настолько сильно. Я просто люблю. Без количественной меры и определенной границы, без сравнений и красивых метафор! Всего люблю: с руками и ногами, глазами, губами, с повадками, с врожденным твоим занудством, со всеми твоими закидонами. Люблю тебя, Гладышев, какой бы ты ни был — а ты не идеал, — но не стремлюсь менять. Ты же раз за разом делаешь мне больно. Так больно, что я на стену готова лезть, чтобы привлечь твое внимание, чтобы хоть как-то, хоть чем-то пробить эту долбанную стену… а тебе все равно. Плевать ты на меня хотел и на мои чувства. А меня на части разрывает, и я не знаю, что мне делать. Мне просто очень плохо, Олег, невыносимо плохо. Я так мечтала, что этот вечер станет лучшим в моей жизни, а в оконцовке…- она задохнулась, закрыла лицо дрожащими руками и заревела с надрывом и таким отчаяньем, что у меня заболело, засвербило все внутри, стянуло жгутом, натягиваясь до предела, до глухой боли и в тоже время я разозлился.