Что знает ночь? - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 63

С ключом в руке Престон отправляется в ближайшую слесарную мастерскую, чтобы ему изготовили дубликаты. Вторым автомобилем родителей Престону пользоваться запрещено, но ни его, ни наездника это не останавливает. Поскольку сын миссис Нэш на данный момент трезв, а наездник подавляет стремления Престона вдавливать педаль газа в пол до упора, проезжать знаки «Стоп» без остановки и показывать средний палец другим водителям, все обходится без столкновений с автомобилями и наездов на пешеходов.

Хотя родителей Престона не оседлать, их сына контролировать так же легко, как детскую лошадку-каталку.

Престон возвращается домой, прилепляет ключ на прежнее место и прячет дубликаты в своей квартире. Он звонит своему поставщику, доктору Чарльзу Бертону Глоку, у которого несколько дипломов врача на разные фамилии, полученных в странах третьего мира. Он заказывает три любимых препарата, поднимающих настроение. Доктор Глок рад его возвращению после курса реабилитации. И великодушно предлагает бесплатную доставку первого заказа.

Отношения Престона с доктором Глоком играют для Престона первостепенную роль. Сотрудник социальной службы дал ему фамилию доктора и телефон, доктор Глок подтвердил его инвалидность, а теперь доктор гарантирует свободу от фантомных болей и всех тревог.

Доктор Глок — совладелец нескольких аптек в разных районах города, так что таблетки привозят быстрее, чем заказанную пиццу, хотя, если подумать, что тут удивительного? Фармацевту ничего печь не надо.

Строго одетая молодая женщина, которая привозит заказ, выглядит как последовательница некой религии, представители которой ходят от дома к дому, проповедуя свое учение, но когда наездник побуждает Престона прикоснуться к женщине, расплачиваясь за заказ, выясняется, что оседлать ее не составит проблем. Зовут женщину Мелодия Лейн, но нет в ее сердце никакой мелодии, сплошной диссонанс, и наездник осознает, что ее можно использовать не только для передвижения.

По указанию наездника Престон просит Мелодию подождать минутку. Уходит в свою квартиру и достает один из трех дубликатов ключа от дома Кальвино. Вернувшись к женщине, протягивает ей ключ.

Как и всегда, меняя скакуна, наездник оставляет заклятье «Приди-ко-мне», но Престон не подозревает ни о заклятье, ни о том, что на нем ехали.

С искренним недоумением, когда женщина берет у него ключ, Престон говорит:

— Я не знаю, почему это делаю.

— Я знаю, — отвечает Мелодия, убирая ключ в карман. — Конечно же, это не первый твой поступок, который вроде бы не имеет никакого смысла.

— В этом ты права.

— Увидимся, — и она уходит из дома, закрывая за собой дверь.

Еще не зная, кто такая Мелодия, наездник намеревался использовать ее лишь для того, чтобы вернуться в дом Кальвино. Но она так заинтересовала его, что он решает побыть с ней несколько часов и задействовать ее в выполнении своей миссии.

Мелодия — женщина симпатичная, но не ослепительная красавица. Свежее личико, карие глаза, располагающая улыбка. Спокойный, ровный голос приятен на слух. Она обаятельная, всем своим видом говорит о том, что заслуживает доверия. Такая маскировка прекрасно служит любому монстру, но особенно полезна и помогает избегать подозрений таким, как Мелодия, убивающая детей.

И она может сыграть важную роль в уничтожении семьи Кальвино.

Не сомкнув глаз ночью, за завтраком Джон заявил, что ему как-то не по себе, нездоровится, возможно, у него грипп. Дал понять Никки, что на работе сказался больным, но, разумеется, звонить на работу ему не пришлось, поскольку он и так находился в неоплачиваемом отпуске.

Он ретировался в кабинет, захватив с собой чашку-термос кофе. Там какое-то время постоял у окна, глядя во двор.

На траве лежали красные листья дуба, напоминая чешуйки, оброненные драконом. Так могла бы сказать Наоми: «Чешуйки, оброненные драконом». Эта мысль вызвала у Джона улыбку. Может быть, богатое воображение она унаследовала не только от матери.

Листья лежали не шевелясь. В дневном свете призрак, добрый или нет, по ним не бегал.

Джон не знал, что и думать об инциденте с листьями. В темноте, после приличной дозы «Чивас регал», призрак — сначала предупреждающий, потом игривый — казался таким же реальным, как парок дыхания в холодном воздухе. Но теперь…

Он задался вопросом: почему легче поверить в злобного призрака, чем в доброго? Иногда казалось, что человеческое сердце по эту сторону Эдема боялось вечной жизни больше, чем смерти, света больше, чем темноты, свободы больше, чем рабства.

С чашкой кофе он уселся в кресло, положил ноги на скамеечку, попытался методично обдумать нависшую над ними угрозу — Олтона Тернера Блэквуда — со всех сторон, в надежде найти способ нейтрализовать ее. Но усталость обратилась морем, в котором он и утонул, а думать стало так же тяжело, как ходить по дну океана, придавленному толщей воды.

Ему приснилось путешествие в мир падающих алых листьев, падающих девушек, падающих ножей гильотин, он видел, что листья более не листья, а брызги крови, выплеснувшиеся в небо из обрубков шей, а потом эти брызги превратились в листы бумаги, страницы книги, и на этих страницах написано что-то важное, что-то такое, что он должен, должен прочитать, но страницы уплывали, когда он пытался их схватить, выскальзывали из пальцев, словно дым, совсем как девочки, выскальзывающие из его рук, когда он стоял на краю пропасти и пытался их спасти, Давинию, и Марни, и Жизель, девочек на краю пропасти. Они превращались в дым в его руках, а потом вновь становились девочками из плоти и крови, когда падали, падали. Минни и Наоми, все девочки падали, вниз и вниз, сквозь дождь из алых листьев и книжных страниц или сверкающих лезвий, не знающих жалости, потом не сквозь листья, или страницы, или лезвия, а сквозь снег, девочки падали сквозь ночной снег и впечатывались в заснеженную улицу — бах! — с невероятной силой, девочка за девочкой — бах! бах! бах! — а на улице, спиной на снегу, глядя вверх недвижным взглядом мертвеца, глядя на падающих девушек, лежал Лайонел Тимминс, и девочки находили смерть вокруг него — бах! бах! — и тяжелые снежинки падали на немигающие, ничего не видящие, замороженные глаза Лайонела Тимминса.

— Джон?

Кто-то тряс его за плечо, и, открыв глаза, он подумал, что ему по-прежнему снится сон: над ним наклонился Лайонел Тимминс.

— Джон, нам надо поговорить.

Снежный покров на лице Тимминса при ближайшем рассмотрении оказался седой щетиной. Видимо, он давно не брился.

Джон выпрямился в кресле, убрал ноги со скамеечки.

— Что ты здесь делаешь? Что происходит?

Лайонел присел на скамеечку для ног.

— Это я и хочу знать, напарник. Что, черт побери, происходит?

Джон вытер лицо обеими руками, словно сон — кокон, из которого он вылез, и теперь приходилось избавляться от прилипших остатков.