История Французской революции. Том 3 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 37

Бабёф и его товарищи искали способ осуществить то, что они называли освобождением; затем представлялся вопрос: кому поручить власть, когда вырежут Директорию, разгонят советы и восстановят державные права народа. Судя по отношению к ним провинций и всего общественного мнения, они имели основания не доверять случайностям избирательной борьбы, созывая новое собрание. Они хотели составить его по своему желанию, назначив от каждого департамента по одному ими самими избранному якобинцу; в это собрание, кроме того, должны были войти все монтаньяры старого Конвента, не избранные в состав обоих советов. Впрочем, и эти сторонники Горы, казалось патриотам, не представляли достаточных гарантий: многие из них в последние дни Конвента соглашались на меры, которые, по их словам, были губительны для свободы, они даже принимали должности от Директории. Однако в конце концов патриоты сошлись на том, что допустят в свое собрание шестьдесят восемь монтаньяров, которых считали самыми незапятнанными. Их новое собрание должно было захватить всю власть и удерживать ее до тех пор, пока общее счастье не будет установлено и упрочено.

Следовало вступить в соглашение с конвенционалистами, которых они прочили в свое собрание, и которые большей частью проживали в Париже. Бабёф и Друэ начали с ними переговоры, и довольно скоро возникли разногласия относительно способа переворота. Конвенционалисты находили весьма странными меры, которые предлагала тайная директория. Они желали восстановления старого Конвента и Конституции 1790 года.

Тем не менее соглашение все-таки состоялось, и восстание назначили на апрель. Средства, какие предполагала пустить в ход тайная директория, были поистине ужасны. Она вступила в письменные сношения с главнейшими городами Франции, чтобы революция вспыхнула одновременно в нескольких пунктах и приняла общее направление. В Париже патриоты должны были выступить разом из всех кварталов, неся лозунги «Свобода, Равенство, Конституция 1793 года!» и «Общее счастье!». Всякого, кто вздумал бы им противиться, предполагалось убивать. Полагали зарезать всех пятерых директоров, некоторых членов Совета пятисот и главнокомандующего Внутренней армии, завладеть Люксембургом, казначейством, телеграфами, арсеналом и артиллерийским депо в Мёдоне. Чтобы склонить народ к восстанию и не обольщать его больше лживыми обещаниями, планировали принудить всех зажиточных жителей принимать к себе и кормить всякого, кто будет участвовать в восстании. Булочники и виноторговцы, под страхом в случае отказа быть повешенными на фонарях, обязаны были доставлять народу хлеб и напитки, за что им правительство должно было заплатить. Каждый солдат, перешедший в ряды восстания, должен был получить всё свое снаряжение в собственность и быть отпущен домой. Этим путем надеялись привлечь тех, кто служил с неохотой. Солдаты же, свыкшиеся с военным ремеслом и желавшие остаться, получали право грабить дома роялистов. Для пополнения армий и замещения тех, кто возвратится домой, предполагалось предоставить солдатам такие выгоды, чтобы можно было рассчитывать на приток новых волонтеров.

Теперь уже наглядно видно, какие безумные планы составили эти отчаянные головы. В начальники мятежной армии прочили Россиньоля, бывшего главнокомандующего в Вандее. Патриоты завязали сношения с полицейским легионом, входившим в состав Внутренней армии; он состоял исключительно из патриотов, жандармов революционных трибуналов и прежних солдат Французской гвардии. Он восстал, но слишком рано, и был распущен Директорией.

Министр полиции Кошон следил за заговором, о котором ему донес один из офицеров Внутренней армии, и не трогал заговорщиков, чтобы лучше отследить все нити. Девятого мая (20 флореаля) Бабёф, Друэ и прочие начальники и тайные агенты должны были сойтись на улице Блё, у знакомого столяра. Полицейские офицеры, спрятавшиеся поблизости, схватили заговорщиков и тотчас же отправили их в тюрьму. Кроме того, арестовали бывших членов Конвента Леньело, Бадье, Амара, Рикора, Шудье, пьемонтца Буаноротти, бывшего члена Законодательного собрания Антонелли и Лепелетье де Сен-Фаржо, брата убитого. У обоих советов потребовали предания суду Друэ, который был членом Совета пятисот; всех заговорщиков решили предать верховному суду, который для этой цели предстояло еще составить.

Бабёф, самомнение которого равнялось его фанатизму, написал Директории странное письмо, вполне характеризующее его сумасбродство. «Я – сила, – писал он пяти директорам, – вы не скомпрометируете себя, вступая со мною в сношения. Я – глава многочисленной секты, которую вы не уничтожите, посылая меня на смерть, напротив – с моею смертью она будет еще более раздражена и станет еще опаснее. Вы уловили только одну нить заговора; схватить нескольких – еще ничего не значит; предводители найдутся снова. Не проливайте напрасно крови; до сих пор вы не делали много шума из этого дела, не делайте и далее, примиритесь с патриотами; они вспомнят, что вы были искренними республиканцами, и простят вам, если вы захотите вместе с ними содействовать благу Республики». Директория не обратила никакого внимания на это неуместное письмо и приказала продолжать следствие; последнее не могло быть скоро кончено, так как хотели соблюсти все формальности.

Энергичные меры, принятые против заговора, упрочили положение Директории в общественном мнении. Зима заканчивалась; внутри страны партии сдерживали и строго за ними следили, администрацией руководили ревностно и тщательно; одни бумажные деньги беспокоили правительство, однако они доставили временное средство для приготовлений к предстоящей кампании.

Наступало время открытия военных действий. Английское правительство, всегда вероломное в своей политике, сделало попытку, к которой его обязывало общественное мнение. Оно поручило своему агенту в Швейцарии

Уикхему обратиться к французскому посланнику Бартелеми с малозначащими предложениями. Эта попытка была сделана 7 марта 1796 года (17 вантоза) с целью выпытать, расположена ли Франция к миру, согласится ли она на конгресс для обсуждения мирных условий и не благоугодно ли ей будет указать заранее те условия, на которых она согласна вести переговоры. Питт пошел на это с единственной целью удовлетворить желанию англичан, дабы потом, вследствие отказа Франции от мира, с большей настойчивостью требовать от парламента новых жертв. Если бы Питт в самом деле был искренен, он не облек бы такими полномочиями незначительного второстепенного агента; не требовал бы европейского конгресса, который уладить ничего не мог, и притом Франция в нем уже отказала Австрии; наконец, ему не было надобности спрашивать о главных основаниях мирных переговоров: он знал, что Нидерланды составляют часть французской территории и действующее правительство не согласится их уступить.

Директория, не желая быть обманутой, отвечала Уикхему, что ни форма, ни цель его попытки не дают оснований верить в ее искренность; впрочем, чтобы доказать свое миролюбие, она согласится дать письменный ответ на вопросы, которые того не заслуживают и переговариваться о которых она может только в пределах, ограниченных Конституцией. Эти выражения подтверждали, что Франция ни в коем случае не откажется от Бельгии.

Письмо Директории, составленное прилично по форме и решительно по содержанию, напечатали вместе с письмом Уикхема. Это был первый опыт дипломатии открытой и твердой, но без всякой хвастливости.