История Французской революции. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Луи Адольф Тьер cтр.№ 136

Электоральный клуб вел себя еще ожесточеннее. После недавней петиции он был изгнан из епископского дворца и нашел приют в одной из зал Музея, под боком у Конвента. Там, во время ночного заседания, среди яростных криков присутствующих и топота женщин, наполнявших трибуны, объявили, что Конвент превысил срок своих полномочий, что он был избран для того, чтобы судить последнего короля и составить конституцию, что он исполнил эти два дела и, следовательно, его задача выполнена.

Об этих сценах было донесено Конвенту, который отослал все эти данные комитетам для представления проекта о злоупотреблениях народных обществ. Кроме того, Конвент вотировал адрес к народу и разослал его всем секциям и всем общинам Республики. Этот адрес, написанный твердо и рассудительно, повторял взгляды, изложенные в докладе Ленде, и сделался поводом к новым столкновениям в секциях. Революционеры не давали его читать и не хотели, чтобы в ответ были посланы сочувственные адресы, а вместо того направляли адресы якобинцам с изъявлением сочувствия к их делу. Часто после этого их противники получали подкрепление, тогда их выгоняли, и секция в новом составе постановляла противоположное решение. Конвент наблюдал за этими спорами, ожидая декрета о полицейском надзоре за народными обществами.

Декрет этот был внесен 16 октября (25 вандемьера). Главной его целью было разбить коалицию, которую образовали во Франции якобинские общества. Подчиняясь столичному обществу и состоя в переписке с ним, они повиновались его приказаниям и составляли обширную партию, искусно организованную, имеющую один центр и единое управление. Этому нужно было положить конец. Новым декретом воспрещались «всякие присоединения и объединения, равно как и переписки от коллективного имени между народными обществами». Сверх того, декрет гласил, что не дозволяются никакие петиции или адресы от коллективного имени – во избежание властных посланий, которые делегаты якобинцев или Электорального клуба приходили читать собранию и которые столько раз оказывались приказаниями. Все адресы или петиции отныне должны были быть подписываемы поименно. Этим Конвент обеспечивал себе возможность преследовать виновников опасных предложений и надеялся, что необходимость написать свое имя заставит их быть осмотрительнее. Кроме того, повелевалось немедленно составить списки членов каждого общества и вывесить эти списки в местах, где происходили собрания.

Как только этот декрет прочли Конвенту, против восстало множество голосов. «Хотят уничтожить народные общества, – говорили монтаньяры, – забывают, что они спасли свободу и революцию, что они – могущественное средство для объединения граждан и сохранения в них энергии и патриотизма. Воспрещая поддерживать сношения между собою, посягают на капитальное право переписки, право столь же священное, как и право мирно собираться».

Депутат Тибодо, искренний республиканец, чуждавшийся как термидорианцев, так и монтаньяров, сам как будто испугался последствий этого декрета и требовал, чтобы он был отложен из опасения нанести вред самому существованию народных обществ. «Никто не хочет их уничтожения, – возражали на это термидорианцы, – хотят только подчинить их необходимому полицейскому надзору».

Мерлен из Тионвиля восклицает:

– Президент, призови говорящих к порядку. Они уверяют, будто мы хотим уничтожить народные общества, тогда как речь идет только о регулировании их взаимных отношений.

Ревбель, Бентаболь, Тюрио тоже доказывают, что никто не думает уничтожать общества.

– Разве им мешают, – говорят они, – собираться мирно без оружия и толковать об общественных интересах? Нимало. Это право остается неприкосновенным. Мешают им составлять заговоры и объединения, то есть поступают по отношению к ним точно так же, как уже поступили по отношению к департаментским властям. Последние, согласно декрету 14 фримера, учреждающему революционное правительство, не могут ни сноситься, ни сговариваться между собой. Возможно ли позволить народным обществам то, что воспрещено департаментским властям?

Бурдон, депутат Уазы, один из главных членов Комитета общественной безопасности, часто не соглашавшийся со своими друзьями, хоть и термидорианец, заявляет:

– Народные общества – это не народ. Я вижу народ только в первичных собраниях. Народные же общества – это сборище людей, выбравших сами себя, как монахи, и образовавших аристократию, исключительную, бессменную, которая именует себя народом и располагается рядом с национальным представительством, судит, внушает или изменяет его решения. Рядом с Конвентом возникает другое представительство, и заседает оно у якобинцев. – Громкие рукоплескания прерывают Бурдона; он продолжает: – Ради мира и единства я охотно сказал бы народу: «Выбирай между людьми, которых ты назначил своими представителями, и теми, которые сами возникли рядом с ними; это не важно, лишь бы у тебя было одно представительство». – Опять рукоплескания прерывают оратора, и он вновь продолжает: – Да, пусть народ выберет между вами и людьми, которые хотели предать гонениям представителей, облеченных доверием нации, между вами и людьми, которые, сговорившись с парижским муниципалитетом, несколько месяцев тому назад хотели убить свободу. Граждане! Хотите славного мира? Хотите дойти до пределов древней Галлии? Покажите бельгийцам и народам, живущим вдоль Рейна, мирную революцию, республику с одним представительством, республику без революционных комитетов, окрашенных кровью граждан.

Скажите бельгийцам и прирейнским народам: «Вы хотите полусвободы; мы даем вам свободу полную, да еще без жестоких страданий, предшествующих ее учреждению, без кровавых испытаний, которыми прошли мы сами. Вспомните, граждане, что соседним народам говорят, будто у вас нет правительства, будто не знают, к кому обратиться с переговорами – к Конвенту или к якобинцам. Придайте единство и цельность вашему правительству – и вы увидите, что ни один народ не чуждается вас и ваших принципов; вы увидите, что ни один народ не ненавидит свободу».

Депутаты Дюгем, Крассу и Клозель требуют по крайней мере отсрочки, на том основании, что декрет такой важности нельзя издавать так опрометчиво. Мерлен из Тионвиля требует слова, чтобы выступить против них. Президент дает слово всем поочередно, и прения продолжаются. Наконец Мерлен еще раз взбегает на кафедру со словами: «Граждане! Когда надо было учреждать республику, вы издали о том декрет без отсылки, отсрочки или отмены. Сегодня надо в некотором роде вторично учредить ее, спасая от народных обществ, объединившихся против нее. Граждане, нельзя бояться подступиться к этому вертепу, несмотря на кровь и трупы, которые загораживают вход в него; дерзните в него проникнуть, дерзните выгнать из него плутов и убийц и оставьте только добрых граждан».

Мерлену рукоплещут, и декрет вотируется немедленно статья за статьей. Это был первый удар, нанесенный пресловутому обществу, перед которым Конвент до этого дня трепетал. Тут были важны не столько положения декрета, тем более что их легко было обойти, сколько то, что у Конвента хватило храбрости издать его; это должно было заставить якобинцев почувствовать свой близкий конец. Собравшись вечером в своей зале, они принялись обсуждать декрет и то, каким способом он состоялся.