Отец Иоанн (Крестьянкин) - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 37

А уже когда священник запирал двери храма, к нему вдруг обернулся один из тех, кто нёс гроб, — высокий мужчина лет пятидесяти. И неожиданно горячо прошептал прямо в лицо:

— Батюшка, как мне замолить свои грехи, как снять камень с души? Я ведь когда-то закрывал и разорял храмы...

После краткой паузы батюшка ответил таким же шёпотом:

— Сохраните в тайниках души веру в Бога и веру в Его милосердие. И Господь оградит вас в будущем от подобной беды.

...В 1947-м о. Иоанн получил благословение на заочную учёбу в Московской Духовной академии. Она была недавно преобразована из Богословского института, открывшегося летом 1944-го, и действовала на территории Новодевичьего монастыря. Многие студенты приходили в аудитории во фронтовых шинелях и гимнастёрках. Разброс в возрасте среди них был очень большой — поступали в академию и мужчины под шестьдесят, в основном старые, опытные псаломщики, и восемнадцатилетние юноши.

Занятия в Академии принесли о. Иоанну не только глубокую душевную и духовную радость, но и друзей — не на время учения, а навсегда. Причём среди них были как ровесники батюшки, например, Павел Голубцов (младший брат о. Николая Голубцова, будущий архиепископ Казанский и Марийский Сергий, 1906—1982), так и люди значительно младше его возрастом, родившиеся в начале 1920-х, — хорошо знакомый по общему кругу общения в храме Святого Иоанна Воина Константин Нечаев (будущий митрополит Питирим), Анатолий Мельников (будущий митрополит Ленинградский и Новгородский Антоний, 1924—1986). Все они мечтали о монашестве, все так или иначе были связаны с Троице-Сергиевой лаврой. Выдающийся реставратор церковной живописи Павел Голубцов принял постриг в лавре в апреле 1950-го, Анатолий Мельников — в июле 1950-го, Константин Нечаев — в апреле 1959-го. Рядом с единомышленниками в душе о. Иоанна крепла уверенность в том, что и его рано или поздно всё же обязательно ждёт монашеская стезя, что «неудача» в лавре 1946-го была важным уроком смирения и подчинения своей воли воле Господа и всё в его жизни идёт так, как и должно.

Вообще тот послевоенный набор академии дал немало ярких имён. Одновременно с о. Иоанном учились доктор богословия Алексей Буевский (1920—2009), о. протоиерей Дмитрий Дудко (1922—2004), митрополит Херсонский и Одесский Сергий (Петров, 1924—1990), митрополит Киевский и Галицкий Филарет (Денисенко, род. 1929). И как же по-разному сложились судьбы этих людей!.. Так, митрополит Филарет в 1990-х провозгласил себя «патриархом Киевским и всея Украины», за что был лишён сана и отлучён от Церкви; после 2014-го он неоднократно поддерживал украинскую сторону в братоубийственном конфликте на юго-востоке страны, а в 2017-м обратился к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с письмом, в котором призывал «забыть распри». А один из самых талантливых учеников, Евграф Дулуман (1928—2013), стал печально знаменитым в СССР пропагандистом атеизма, автором вышедших в конце 1950-х книг «Почему я перестал верить в бога» и «Почему я перестал верить в Христа».

Преподавательский состав послевоенной академии также был очень пёстрым, с разными подходами к ученикам и манерами преподавания. Так, о. Николай Колчицкий, читавший литургику, любил делиться подробностями своей богатой церковной биографии; о. Тихон Попов на лекциях импровизировал по памяти, так как был слеп; Николай Семёнович Никольский, читавший апологетику, основное богословие, еврейский язык и церковную археологию, мог спокойно заявить студентам о том, что «так называемая Большая Советская Энциклопедия — это дрянь, а вот Брокгауз и Ефрон — это действительно энциклопедия». Запоминались и изречения духовника академии, архимандрита Зосимы (Иджилова, 1899—1961), болгарина по происхождению, прошедшего в 1930-е через два ареста. Он почитался студентами как старец и, предостерегая их от греха, говорил так:

— На красный свет можно проехать. Но проскочишь раз, проскочишь два, а если всё время так ездить, авария неизбежна.

Среди преподавателей академии был и сосед о. Иоанна по Большому Козихинскому переулку, живший в доме напротив, — Анатолий Васильевич Ведерников (1901—1992). Выходец из простой крестьянской семьи Тверской губернии, Анатолий Васильевич был одним из образованнейших богословов страны и читал курс истории русской религиозной мысли. Такой предмет отсутствовал в дореволюционных академиях, Ведерников разрабатывал его сам, «с нуля». В 1948-м его отстранили от преподавания и уволили из академии, но, к счастью, не посадили, и вскоре митрополит Крутицкий и Коломенский Николай нашёл ему работу в издательском отделе Московского патриархата. В гостеприимном благочестивом доме Ведерниковых о. Иоанн не раз бывал, в 1949-м в подмосковном селе Гребнево венчал сына Анатолия Васильевича — Николая, который впоследствии стал известным священником и духовным композитором.

Один из новых друзей-соучеников, о. Сергий Орлов (1890—1975), пригласил о. Иоанна в подмосковное село Акулово, где жил. Орловы были потомственными священнослужителями — в Акулове служили также дед и отец о. Сергия. Самому ему выпала сложная и извилистая судьба. В молодости он увлекался социализмом, штудировал «Капитал» Маркса, но быстро пришёл к выводу, что «там всё филигранно расписано, только в жизни всё наоборот». Учился в Варшавском университете и Киевском политехническом институте. До войны работал преподавателем и директором средних школ в Москве и области, в июле 1946-го, уже в немолодом возрасте, был рукоположен во диакона, а через несколько дней — во иерея. Очень образованный и эрудированный, о. Сергий был тем не менее чрезвычайно скромным, простым и добродушным человеком. Почти никто не знал о его тайном постриге — в монашестве его имя было Серафим. Возможно, с о. Иоанном его свёл Анатолий Мельников, который был духовным чадом о. Сергия.

Маленький домик о. Сергия в Акулове был в буквальном смысле слова православной сокровищницей. Там хранились святыни упразднённого в 1927 году Серафимо-Дивеевского Троицкого монастыря. Ежедневная строгая, неспешная и благолепная молитва о. Сергия — непревзойдённого в Церкви знатока богослужебного устава — поддерживала в домике ту атмосферу, при которой, казалось, вот-вот отворится дверь и появится сам преподобный Серафим Саровский.

Именно совместные моления с о. Сергием, долгие разговоры с ним о монашестве подтолкнули о. Иоанна к пристальному изучению жизненного и духовного пути великого старца Серафима. Настолько пристальному, что именно его фигуру он избрал предметом для дипломной работы в академии. Эта работа — «Преподобный Серафим Саровский чудотворец и его значение для русской религиозно-нравственной жизни того времени» — впервые была опубликована в 2008 году в приложении к книге «Божий Инок».

Нет сомнения, что в ходе написания дипломной работы о. Иоанн стремился многое понять не только про старца Серафима, но и про себя самого. Он увидел важную параллель между духовным состоянием общества начала XIX века и современностью; в работе эта параллель проиллюстрирована яркой цитатой из «Беседы на гробе младенца о бессмертии души...» Е. И. Станевича (1818): «Христианство у многих стало не тем, чем оно есть по существу, но чем кому угодно, смотря по тому, у кого какое сердце. О Церкви же и говорить не для чего; у всякого стала своя внутренняя, где молятся какому-то Господу, о котором, если судить по наружным их действиям, производящим одни опустошения, то сей Господь должен быть духом разрушения и разорения». Произошёл полный разрыв между интеллектуальной и духовной жизнью народа, и позднейшие авторы наивно удивлялись, почему два величайших символа эпохи — Серафим Саровский и А. С. Пушкин — не только никогда не виделись, но даже и не слыхали друг о друге. На самом деле такая «невстреча» была глубоко закономерна: русские интеллектуалы пушкинской эпохи были как никогда далеки от подлинной Церкви, в лучшем случае заменяя её искренними попытками «прорыва» к вере собственными силами (деятельность Библейского общества; теоретизирования В. А. Жуковского, которые о. Иоанн, кстати, высоко ценил; паломничества в Иерусалим П. А. Вяземского и Н. В. Гоголя; творчество князя С. А. Ширинского-Шихматова, в монашестве Аникиты, А. С. Норова и А. Н. Муравьева). «Так далеко было это общество от живых истоков русской религиозной мысли, — пишет о. Иоанн, — что в 1836 г., спустя 3 года после кончины преподобного Серафима Саровского, Чаадаев скорбно произнёс приговор над религиозным развитием России, заявив, что единственным носителем света Христова в европейском обществе является римско-католическая церковь».