Сошествие тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 26

В атмосферу города поступали и потоки иной энергии — добра, излучаемого чистыми душами. Это были реки любви, надежды, отваги, доброты, невинности, дружелюбия, благородства и достоинства. От них проистекали добрые поступки, они тоже имели сильное энергетическое поле, но его мощь была недоступна Лавеллю. Она была во власти Хунгона, белого колдуна, который использовал ее для исцеления больных, исполнения желаний добрых людей, сотворения чудес. Да, Лавелль не был Хунгоном, он был Бокором. Белой магии и ее ритуалам Рада он предпочел черную магию с ритуалами Конго и Петро. И она диктовала абсолютную преданность сделанному выбору.

Хотя Лавелль уже долгое время служил злу, это не сказалось на его внешности: он не выглядел ни злым, ни мрачным, он выглядел вполне счастливым человеком. Вот и теперь, широко улыбаясь, он стоял возле газона с мертвой травой на заднем дворе дома, подняв голову навстречу снежинкам. От него исходило довольство собой, спокойствие и уверенность. И чувствовал он себя необыкновенно сильным.

Высокий мужчина, Лавелль в своих узких черных брюках и в длинном, по фигуре, сером кашемировом пальто казался еще выше. Несмотря на худобу, он выглядел весьма внушительно. Даже случайный прохожий не отнес бы его к слабакам — он так и дышал уверенностью и силой, а одного его взгляда было достаточно, чтобы тут же посторониться и уступить ему дорогу. У него были длинные руки с мощными и костистыми запястьями, лицо же своим благородством чем-то напоминало лицо известного актера Сиднея Пуатье. Кожа у Лавелля была совершенно темной, просто черной, с красноватым отливом спелого баклажана.

Падая на его лицо, снежинки тут же таяли, оседая на бровях и курчавых черных волосах.

Дом, из которого он только что вышел, представлял собой трехэтажное кирпичное здание в псевдовикторианском стиле, с фальшивыми башенками, колоннадой и резьбой. Дом был построен в начале века и считался тогда частью состоятельного и фешенебельного района. К концу второй мировой войны он еще оставался жилищем солидных представителей среднего класса, но уже в семидесятых годах престиж района резко снизился. Многие дома превратились в доходные, где сдавались отдельные квартиры. И хотя этот сохранил свою самостоятельность и не разделил печальную судьбу собратьев по району, все они несли на себе печать запустения. Такое жилище не отвечало притязаниям Лавелля, но он вынужденно жил здесь до тех пор, пока не закончит победой начатую войну. Дом служил ему убежищем на время войны.

Улица состояла из целого ряда кирпичных домов, похожих друг на друга, как близнецы. Перед окнами был свой небольшой дворик, обнесенный забором.

Даже не дворик, а небольшая площадка, засеянная травой, уже уснувшей на зиму. В дальнем углу двора к гаражу вела неопрятная, замусоренная дорожка.

Во дворе дома, где жил Лавелль, рядом с гаражом примостился миниатюрный металлический сарайчик с двумя дверцами, окрашенный в белый цвет. Лавелль купил его в торговом доме "Сиэрз" еще месяц тому назад, оплатив доставку и установку. Туда-то, насмотревшись вдоволь на падающий снег, и направился Лавелль. Он открыл одну дверку сарая и вошел внутрь.

Его сразу же обдало жаром. Сарай не отапливался, даже не был покрыт термоизоляцией, тем не менее маленькое это строение — три на четыре метра — заполняло тепло. Едва прикрыв дверь, Лавелль тут же сбросил свое девятисотдолларовое пальто: так ему дышалось легче.

Воздух в сарае был пропитан необычным запахом, сильно отдающим серой.

Большинству людей он показался бы неприятным, но Лавелль с жадностью втянул в себя порцию побольше и расслабился. Он наслаждался. Зловоние казалось ему приятнейшим из ароматов, поскольку это был совершенно особый запах. Запах мести.

Его тело моментально покрылось потом. Он снял с себя рубашку.

Потом заговорил на странном языке — послышалось что-то вроде монотонных причитаний. Он снял с себя брюки, туфли, нижнее белье. Опустился на колени и стоял так, абсолютно голый, на грязном полу.

Затем стал тихо напевать. Мелодия была бесхитростной и чарующей, и он вел ее чисто. Он пел тихим голосом, неслышным для постороннего уха.

Пот струился с него ручьями, черное тело блестело.

Медленно раскачиваясь взад и вперед, он начал впадать в транс.

То, что он выговаривал, представляло собой ритмические группы фраз — невероятную смесь французского, английского, суахили и банту. Они быстро сменяли друг друга. Мелодия напоминала то гаитянские, то ямайские, то африканские напевы.

Черный маг пел о мести. О смерти. О крови своих врагов. О крахе семьи Карамацца, всех ее членов, одного за другим — последовательность событий он устанавливал сам.

Наконец он запел об убийстве двух детей того полицейского, оно могло оказаться очень кстати в самое ближайшее время.

Перспектива гибели детей ничуть не угнетала его. Напротив, возбуждала.

Его глаза пылали. Длиннопалые ладони медленно скользили по телу, вверх-вниз, нежно лаская его.

Дыхание все более учащалось, выбрасывая из легких волны жаркого воздуха.

Капли пота на эбонитовой коже вспыхивали оранжевыми бликами.

В неосвещенном сарае был полумрак, углы его уходили в полную темноту.

Неяркий желтоватый свет был в центре сарая. Он подымался из отверстия диаметром метра полтора. Копал его Лавелль целых шесть часов, совершая при этом все необходимые ритуальные церемонии. Он попеременно общался то с богами зла — Конго Саванной, Конго Моссаи, Конго Моудонгом, то с ангелами зла — Зондором, Красным Ибосом, с Петро Маман Пембой и Ти Жан Пье Фином.

Углубление в полу сарая напоминало лунный кратер. Его стенки конусом уходили вниз на метровую глубину, образуя на дне плоскую площадку. Стоило задержать на ней взгляд, как начинало казаться, что на самом деле кратер намного глубже. Каким-то таинственным образом перспектива раздвигалась, и взор проникал вглубь на десятки, если не сотни метров, завороженный колдовским огнем. И то, куда он был устремлен, переставало быть ямой в грязном сарае, неожиданно превращаясь в волшебное окно. Оно открывало путь к центру земли. Так было, пока вдруг новое мерцание не возвращало все на круги своя — в обычную неглубокую яму.

Продолжая петь, Лавелль наклонился вперед.

Он всматривался в загадочный пульсирующий желтый свет.

Он смотрел в самую его глубину.

Устремляя взгляд все глубже...

Еще глубже...

Еще...

Почти до преисподней.

В самую преисподнюю.

Незадолго до полудня Найва Руни закончила уборку в квартире Доусонов.

Она больше не видела и не слышала крысу или что там это было, за которой все утро гонялась из комнаты в комнату. Крыса исчезла, как будто бы ее и вовсе не было.

Она оставила записку, где просила Джека Доусона позвонить ей вечером домой. Ему следовало знать о крысах и договориться о санитарной обработке их жилья. Записку она прикрепила к холодильнику магнитом в виде бабочки — так Доусоны оставляли ей список продуктов, которые следовало купить.