Вандалы – оклеветанный народ - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Акунов cтр.№ 89

Страница

На Латеранском синоде 13 марта 487 г. собравшиеся там сорок три православных епископа были заняты не чем иным, как выработкой условий, на которых епископам, отпавшим при Гунерихе в арианство, дозволялось возвратиться в лоно православной церкви. Следовательно, восемьдесят восемь или девяносто епископов, оказавшихся на Карфагенском синоде потерянными для кафолической церкви, были скорее запуганными, проявившими слабость под сильнейшим давлением ариан, иерархами, чем мучениками, засвидетельствовавшими ценой своей жизни верность православной религии.

Тем не менее, многие не уклонились в арианскую ересь и тогда. Гунерих дождался истечения назначенного им срока, до которого колеблющиеся, нестойкие в вере кафолики могли выбрать себе тот или иной жребий. Но когда 1 июня 484 г. наступило, спустил на православных своих арианских подданных, зверства которых превзошли своими масштабами и своей жестокостью зверства, творившиеся ранее царскими властями. Шмидт, пытавшийся всеми средствами выгородить Гунериха, подчеркивал, что вандальские подданные царя подвергали православных тем суровым наказаниям, которыми им грозил царь Гунерих, с возмутительной жестокостью, превосходившей царскую жестокость.

То, что Гунерих стремился, в рамках этих пенитенциарных акций, добиться скорее политических, чем религиозных целей, явствует из следующего обстоятельства. «Проклятьем заклейменный» царь-гонитель гарантировал изгнанным из своих епархий арианами епископам-кафоликам пощаду, если они присягнут в верности его сыну Гильдериху (Гильдерику, Хильдириху, Ильдириху), как наследнику престола. Дело было в том, что, согласно вандальским правилам престолонаследия, этот сын Гунериха был всего лишь четвертым по счету претендентом на престол. Поддержка наследных прав Гильдериха широкими массами православных жителей вандальской Африки укрепила бы его положение в споре с конкурентами — сыновьями братьев Гунериха, превосходившими его годами. О глубине отвращения православных епископов к Гунериху свидетельствует их категорический отказ согласиться на его предложение (хотя оно вовсе не было связано с вероисповедными вопросами). Правда, они не могли предугадать, какой из претендентов на вандало-аланский престол, в случае своего прихода к власти, будет милостивым к своим православным, а какой — наоборот. Но они понимали, что Гунерих, очевидно, понимает: его смерть не за горами (царь-гонитель и впрямь умер через пару месяцев после того, как сделал епископам предложение, от которого они (как он надеялся) не смогут отказаться. И потому они взяли, да и отказались выполнить царскую просьбу.

Если верить Виктору Витенскому, царские переговорщики поначалу потребовали от епископов согласиться выполнить требование царской грамоты, не дав им ознакомиться с содержанием свитка (!) Затем, устав настаивать на своем требовании, быстро зачитали текст царского послания, видимо, крайне неприятного для самого Гунериха. Ведь он фактически нарушал закон о престолонаследии, установленный его собственным отцом, великим Гейзерихом, да еще искал поддержки у кафоликов — заклятых врагов государственной религии царства вандалов (да и самого этого царства — не зря Виктор Витенский в своей «Истории гонений» именует «нашим государством» не вандальскую, а Римскую державу, с центром, на тот момент, в Константинополе)!

Значит, «ларчик просто открывался». Речь шла о престолонаследии и о опасных дл вандальского царства внешнеполитических контактах православных иерархов Африки, поддерживавших оживленную переписку с «заморскими областями», читай: с (восточно)римским императором, сидевшим со своим синклитом (аналогом римского сената) за стенами Константинополя. Ничего варварского в опасениях и намерениях Гунериха не было. Мало ли христианских монархов после него жертвовали жизнями великого множества своих единоверцев-подданных, решая на полях сражений вопросы престолонаследия. А переписка с главами других государств, да и вообще с заграницей в гораздо более близкие к нам времена влекла за собой кары, порой, несравненно более суровые, чем те, которыми грозил Гунерих двадцати пяти (или, по другим данным — сорока шести) епископам-кафоликам, отклонившим его предложение.

Епископы, отказавшиеся принести клятву, были осуждены на каторжные работы и сосланы на остров Корсику рубить лес для нужд вандальского флота. Те, что поклялись, не были возвращены в свои прежние епархии. Однако им было дозволено жить вблизи своих прежних епископских резиденций, а некоторым — например, епископу Фавсту из бизаценского города Президия (или Президия Диолеле, близ позднейшего Сомаа), даже основать монастырь. Монахом этого монастыря, расположенного к югу от Телепты и вскоре ставшего знаменитым, благодаря Фавсту, стал Фульгенций, о котором будет еще рассказано далее.

Условия же изгнания Евгения (первоначально приговоренного к смертной казни, лишь впоследствии замененной ссылкой), ставшего, выражаясь современным «новорусским» языком, «спикером» православных и защитником их Символа веры, были гораздо суровее.

«Как раз в это время жестоко неистовствовали епископы, пресвитеры и клирики ариан вместе с царем и вандалами: перепоясанные мечами, они сновали везде со своими клириками, стремясь самолично принять участие в расправах. Был, к примеру, среди них один епископ по имени Антоний, который был свирепее прочих и творил столь нечестивые и невероятные злодеяния, что наши не могли и передать. Было это в одном городе, ближе всего расположенном к пустыне, по соседству с провинцией Триполитания. Он, словно ненасытная тварь, жаждущая крови кафоликов, урча, сновал там и сям, ища, кем бы поживиться. Нечестивый же Гунерих, зная о жестокости Антония, решил сослать святого Евгения в самую пустыню. Когда Антоний принял его с приказом охранять, то окружил его настолько плотным кольцом стражи, что никому не было позволено войти к нему, да еще и замыслил уморить его всяческими кознями, муками и пытками. Но святой Евгений, пока оплакивал беды, обрушившиеся на наши головы вместе с гонениями, и растирал старческое тело шероховатой власяницей, лежа на сырой земле, орошал ложе из собственного вретища потоками слез, в конце концов почувствовал жестокую болезнь — паралич. Получив известие об этом, арианин, клокоча от ярости, поспешно бросился к ложу изгнанника, Божьего человека; и когда увидел, что тот и вправду, придавленный болезнью, лепечет что-то, заикаясь, сразу же задумал уморить того, кого не смог победить. Приказал он сыскать кислого винца — самого кислого, уже перебродившего, когда было принесено оно, влил он его в уста почтенного старца, в уста противящиеся, отвергающие. Ведь если Господь вездесущий, который пришел для того, чтобы испить, попробовав, пить не захотел, то как же стал бы противиться этот раб Божий, верный христианин, если бы не влил ему вино жестокий еретик! Как раз из-за этого вина (вероятно, мало чем отличавшегося от уксуса — В. А.) и случилось у больного ухудшение; впоследствии спешащая на помощь милость Господа милосердно исцелила его».

Страница