Скорость - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 61

Коттл говорил, что не может быть чьим-то героем. И, конечно же, умер он смертью труса.

Он хотел и дальше влачить свое жалкое существование («А что еще делать?»), поскольку просто не мог представить себе чего-то лучшего, а потому ни к чему и не стремился.

В тот момент, когда лезвие вошло ему между ребрами и остановило сердце, он, должно быть, осознал, что если от жизни и можно уйти, то от смерти — нет.

Билли где-то сочувствовал этому человеку, отчаяние которого было даже более глубоким, чем у него, а эмоциональных ресурсов явно не хватало.

И поэтому, когда кусты начали рвать мягкое одеяло, цепляясь за него, и тащить тело стало тяжелее, он взвалил его себе на плечо, без отвращения и не жалуясь на судьбу. Согнулся под ношей, но на ногах устоял.

За несколько минут до этого он уже прогулялся к лавовой трубе налегке, снял крышку, и теперь черная дыра ждала очередную добычу.

Завернутое в одеяло тело полетело вниз. Стукнулось о стенку, отскочило, полетело дальше, в черную тьму.

Когда идущие снизу звуки затихли, предполагая, что скептик нашел покой вместе с хорошим сыном и неизвестной женщиной, Билли поставил крышку на место, убедился, что отверстия в ней совпали с гнездами в раме, и еще раз завернул винты.

Он надеялся более не видеть этого места. Но подозревал, однако, что ему не останется иного выхода, кроме как вернуться сюда.

Отъезжая от дома Олсена, он не знал, куда едет. Билли прекрасно понимал, что ему предстоит неминуемая встреча со Стивом Зиллисом, но не сразу, не тотчас. Сначала ему требовалось подготовиться к ней.

В другую эпоху мужчины в преддверье битвы шли в церковь, чтобы подготовить себя духовно, интеллектуально, эмоционально. Шли к благовониям, к свету свечей, к гуманизму, которому учились у Спасителя.

В те дни каждая церковь была открыта днем и ночью, предлагая войти в нее всем и каждому.

Времена изменились. Нынче некоторые церкви могли оставаться открытыми круглосуточно, но в основном работали в определенные часы, и двери в них закрывались задолго до полуночи.

В одних церквях шли на это из-за высокой стоимости отопления и электричества. Там главенствовал бюджет, а не стремление помочь страждущему.

Другие оскверняли вандалы с баллончиками краски и неверующие, которые заходили в церковь, чтобы совокупиться, и оставляли использованные презервативы.

В прежние времена буйной ненависти с такими безобразиями боролись, решительно их пресекая, разъясняя, взывая к совести. Теперь церковное сообщество пришло к выводу, что замки и охранные системы лучше бывших в ходу ранее, более мягких средств.

Вместо того чтобы ездить от церкви к церкви, пытаясь найти единственную открытую, Билли отправился туда, где большинство современных людей могут глубокой ночью найти место для размышлений: стоянку дальнобойщиков.

Поскольку ни одна из скоростных автомагистралей округ не пересекала, такая стоянка, расположенная около шоссе 29, была довольно скромной по масштабам сети «Маленькая Америка», стоянки которой размерами не уступали небольшим городкам. Однако и здесь ряды заправочных колонок сияли ярким светом, гости могли воспользоваться магазином, бесплатной душевой, доступом в Интернет и рестораном, который работал двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Там могли поджарить что угодно и подавали кофе, от которого волосы вставали дыбом.

Билли не нуждался ни в кофе, не в холестерине. Он искал лишь островок рационального, чтобы уравновесить им ту иррациональность, с которой ему пришлось столкнуться, публичное место, где он мог не опасаться внезапного нападения.

«Эксплорер» он припарковал около ресторана, под фонарным столбом, и лампа была такой мощности, что света, поступающего в кабину через тонированное лобовое стекло, хватало для чтения.

Из «бардачка» Билли достал пакетики из фольги с влажными салфетками. Протер ими руки.

Влажные салфетки предназначались для того, чтобы стирать жир после бигмака и картофеля фри, съеденных в кабине, но не для стерилизации рук, прикасавшихся к трупам. Но положение Билли (да и настрой) заставляло забыть о брезгливости.

Левая кисть, проткнутая гвоздем, слегка затекла. Ранка словно горела огнем. Он медленно сжал и разжал пальцы.

Благодаря «Викодину» боли он не чувствовал. Но радоваться этому, возможно, не следовало. Рука могла неожиданно подвести, ослабить хватку, причем в самый неподходящий момент.

Теплой «Пепси» он запил еще две таблетки «Анацина», который обладал и противовоспалительными свойствами. «Мортин» подошел бы больше, но у него был только «Анацин».

Дозированный прием кофеина как-то компенсировал недостаток сна, но его избыток мог подействовать возбуждающе на нервную систему и подтолкнуть его к поспешным действиям. Тем не менее он принял одну таблетку «Не спи».

Прошел уже не один час после того, как он съел батончики «Херши» и «Плантерс». Поэтому отправил в рот сначала первый. Потом второй.

Пока ел, думал о Стиве Зиллисе, своем главном подозреваемом. Своем единственном подозреваемом.

Улик против Зиллиса было выше крыши. Однако все они были косвенными.

Это не означало, что перспективы у этого дела не было. Половину, а то и более обвинительных приговоров в уголовных судах выносили именно на основе комплекса косвенных улик, и невиновных осуждали менее чем в одном проценте случаев.

Убийцам совсем не обязательно оставлять на месте преступления прямые улики. Особенно в наш век сравнения ДНК. Любой преступник, у которого в доме есть телевизор, может детально ознакомиться с деятельностью экспертов и узнать, какие наиболее простые меры предосторожности он должен предпринять, чтобы не подставиться.

Все, от антибиотиков до зудеко [26] , имело оборотную сторону, однако Билли слишком хорошо знал опасность косвенных улик.

Он напомнил себе, что проблема заключалась не в уликах, а в Джоне Палмере, теперь шерифе, а тогда молодом, честолюбивом лейтенанте, рвущемся в капитаны.

В ночь, когда Билли сделал себя сиротой, правда была ужасной, но очевидной и легко определяемой.

Из эротического сна четырнадцатилетнего Билли Уайлса вырвали громкие голоса, сердитые крики.

Поначалу он ничего не понимает. Ему кажется, что из отличного сна он перескочил в другой, далеко не столь приятный.

Он кладет одну подушку себе на голову, а лицом утыкается в другую, стараясь вернуться в первый сон.

Реальность мешает. Реальность настаивает на своем.

Голоса принадлежат отцу и матери и доносятся снизу, такие громкие, что потолок первого этажа и пол второго практически не могут их приглушить.