Не прошло и пары дней, как Ивэнь снова пришла к нему в магазин. Маомао спросил: «Вы рады, госпожа Цянь?» Только недавно он задавал такой же вопрос, но сейчас оба знали, что по другому поводу. Ага, рада, правда рада. Это чудесно. Маомао обнаружил, что говорит правду. Все его тело словно бы превратилось в открытые глаза и судорожно плакало. Вот только настоящие глаза не плакали. Я хочу забрать подвески для своих подружек. Подружек? А, подружек! Конечно.
Две одинаковые подвески из белого золота: в клетке с тоненькими прутьями на жердочке сидит синяя птица. Клетка округлая, как купол мечети. У птицы оперение из синей эмали, вместо глаз желтые бриллианты, а на лапках искусно выгравированы коготки и бороздки, дверца клетки открыта и слегка покачивается, и вместе с ней покачивается птица на жердочке. Ивэнь легонько встряхнула подвеску, а потом положила ее в руку господина Маомао. Когда ее пальцы коснулись его мягкой ладони, Маомао показалось, что он дерево на высоком холме, которое раскололось от удара молнии. «Господин Маомао, это настоящее произведение искусства». – «Вы слишком добры, госпожа Цянь». – «В искусстве скромности вы тоже преуспели». – «На самом деле за эту вещицу меня переполняет гордость». Они оба рассмеялись. «Гордиться про себя – это тоже искусство». Ты так красиво смеешься. Я хочу запаковать твой смех в бархатную коробочку.
Ивэнь улыбнулась и принялась крутить обручальное кольцо. Снова похудела. Только тронула, и кольцо сразу соскочило. Недобрый знак. Ивэнь тут же прекратила теребить свою левую руку. Она заговорила: «За тот день вы меня простите». Маомао остолбенел, а потом проговорил медленно, тихо-тихо, но не таким тоном, словно бы открывал секрет: «Это я должен извиняться. Мои слова вас обеспокоили. Но когда я думаю, что вызывал у вас тревогу, то подобными мыслями вроде как поднимаю себе самооценку, хотя в итоге я очень и очень виноват». Ивэнь молча защелкнула бархатную коробочку с синей птичкой, но когда закрыла одну коробочку, то осталась еще одна. Она закрывала коробочку, смыкая четыре пальца и большой таким жестом, каким с детства развлекала соседских детишек, надевая на руку куколок. Большой палец то сгибался, то распрямлялся, кукла говорила человеческим голосом, а дети заходились от смеха. Она понимала, что Маомао разгадал ее жест. Господину Мао нравятся дети? Да. Он снова улыбнулся. Но я торчу в магазине десять лет и не видел детей. Ивэнь улыбнулась: «Я никогда не думала, какую работу должны выбирать люди, которым нравятся дети, но в общении с детьми не нужно пытаться их контролировать». Они оба рассмеялись. Маомао не сказал вслух: «Да, мне нравится твой нерожденный ребенок, пусть даже это ребенок Цянь Ивэя, мне он все равно нравится».
Поднявшись наверх, господин Маомао весь день рисовал коктейльное кольцо. Большой драгоценный камень окружен цветочками из разноцветной эмали. Лоза тянется вдоль кольца к центральному камню. На центральном камне присела пара бабочек, на крылышках которых маленькие драгоценные камни. После целого дня рисования заболела спина, а когда он встал размяться, то захрустел позвоночник. Коктейльное кольцо, которое все равно невозможно воплотить. Впервые он почувствовал, что хорошо рисует. Впервые целый день корпел впустую. Маомао переделывал эскиз еще несколько дней и даже сделал трехмерную модель. Время, потраченное впустую на тебя, лучше, чем все остальное время, оно больше похоже на настоящее.
Через несколько дней в магазин Маомао наведался Ивэй. Мама Маомао, как обычно, дежурила в торговом зале. О, господин Цянь, позвать Маомао? Да. Она поднялась наверх, специально громко топая. Там внизу господин Цянь. Господин Цянь? Младший? Да, к тебе пришел. Он спустился, выдавил из себя улыбку. Господин Цянь, какими судьбами? И тут же устыдился своей профессиональной доброжелательности. Этот мужик бьет тебя так, что ты света белого не видишь. Оказалось, Ивэй вознамерился подарить Ивэнь подарок на день рождения. Только сейчас господин Маомао узнал, сколько же ей лет. Он осторожно поинтересовался, с камнями ли и какого размера камни. Ивэй отмахнулся. Бюджет любой. Маомао добавил еще одну фразу, которую не использовал в общении с клиентами. Простой дизайн или посложнее? Чем вычурнее, тем лучше, пусть это будет что-то из разряда фантастики. Вы просто не знаете Ивэнь, она целыми днями витает в облаках.
Внезапно Маомао понял, почему этот человек кажется ему странным. Может быть, мир относится к нему слишком снисходительно. Он непохож на жену, которая лучше будет себя чувствовать виноватой, чем принизит кого-то другого. Проблема Ивэя в том, что он ко всему относится как к должному. Он тут же вспомнил, как Ивэнь объясняла, почему не любит викторианские романы. Она сказала тогда: «Слово “классика” приобретает негативный оттенок, я бы сказала так: там все принимается за данность». Этот человек – воплощение классики. Маомао показал ему несколько эскизов, но Ивэя ничего не устроило. Тогда Маомао сходил наверх и распечатал эскиз того коктейльного кольца. Когда из-под крышки принтера вырывался диагональный лучик света, то взгляд матери Маомао тоже делал на сыне насечки. Стоило Ивэю взглянуть, как он тут же сказал: «Вот это!» Нажимая одну телефонную кнопку за другой, чтобы позвонить ювелиру в Гонконг, Маомао ликовал. В этом не было никакого сарказма, просто он ощущал, что Ивэнь в руки, точнее на руку, попадет то, что по праву ей принадлежит.
Через несколько недель предстоял важный экзамен. Итин получила на день рождения целую кучу подарков от одноклассников. В основном книги. Ей неловко было говорить, что она такое не читает, поэтому она рассыпалась в благодарностях. По дороге домой Итин капризным тоном сказала Сыци, что дома ту ждет подарок. По возвращении они обменялись открытками и подарками. Итин получила серебряную закладку, а Сыци – альбом любимого фотографа.
Итин написала на открытке: «С детства у нас не было привычки извиняться друг перед другом или не было такой возможности. Так трудно произнести эти слова, поэтому придется извиниться на бумаге. Хотя я не уверена, что в чем-то перед тобой провинилась. На самом деле я слышала, как ты горько плачешь по ночам, но я понимала, почему так. Иногда рядом с тобой я чувствовала себя совсем маленькой, я как турист, который гуляет по краю кратера потухшего вулкана, а ты и есть этот кратер. Я бесстрастно смотрела в самое жерло, и меня так и подмывало прыгнуть вниз, но при этом хотелось, чтобы вулкан проснулся. В детстве мы высокопарно рассуждали о любви и страсти, сплетали между собой слова “блаженство”, “сокровище”, “рай”, причем распалялись в процессе разговоров даже почище пары влюбленных. А прототипом нашего возлюбленного стал учитель. Даже не знаю, я завидовала тебе, учителю или сразу вам обоим. Когда мы болтали и делали домашку, то я замечала на твоем лице новое выражение. У меня такого не было. Мне казалось, что это отпечаток происходившего “там”. Я каждый раз размышляла: а если бы я начала заниматься таким, то у меня получилось бы лучше? Всякий раз, когда ты возвращалась от него, я в комнате слышала, как ты рыдаешь за стеной, и непонятно почему завидовала даже твоей боли. Но мне казалось, что дело не в нем, это что-то между нами. Если ты несчастлива, то зачем все это длить? Я надеялась, что ты пораньше ляжешь. Что ты не будешь пить вино и глушить кофе литрами. Надеялась, что ты будешь сидеть в классе на уроках. Надеялась, что ты будешь чаще возвращаться к нам домой. Слишком самоуверенно заявлять “так было бы лучше для тебя”, однако мне всегда казалось, что ты движешься в каком-то неизвестном направлении, не уверена, теряла ли ты меня, но я-то тебя и правда теряла. Я, как и раньше, люблю тебя, но сама понимаю, что моя любовь к тебе слепа, ее поддерживает та Сыци из моего детства. Одному Богу известно, как мне хотелось бы понять тебя. Восемнадцать лет – знаменательная дата. Мое единственное желание, чтобы ты была здорова и еще раз здорова, надеюсь, ты и сама этого хочешь. Извини, что на днях наговорила тебе гадостей. Я тебя люблю. С днем рождения!»