На следующий день Сыци одевалась в маленькой гостинице. Впервые она не сидела на полу, как высохшее растение, а стояла и, изогнув талию, бросила взгляд на мокрые пятна на простыне. Сыци спросила: «Это кто сделал?» Это ты. Я? Да, ты. Точно я? Она недоверчиво посмотрела на простыню. Может, это вы? Нет, ты. Сыци понимала, что Ли Гохуа притворяется паинькой, даже волосы на его груди излучали довольство. Он вытащил руку из-под головы и вместе с Сыци ощупывал ту лужицу, а чуть погодя схватил ее за руку, и внезапно его гордость превратилась в отчаяние. Он забормотал: «Когда мы вместе, то мои переживания словно бы не имеют имени». Фан Сыци радостно улыбнулась. Эта фраза принадлежит Ху Ланьчэну
[42]. Она спросила: «Ху Ланьчэн и Чжан Айлин – с кем еще вы нас сравните? Лу Синь и его супруга Сюй Гуанпин? Шэнь Цунвэнь и Чжан Чжаохэ? Абеляр и Элоиза? Хайдеггер и Ханна Арендт?»
[43] Он лишь рассмеялся в ответ: «Ты пропустила Цай Юаньпэя
[44] и Чжоу Цзюнь». Сыци распалилась: «Я не думаю, точнее, я надеюсь, что это не так. Я надеюсь, что вы стремитесь не к этому». – «Не к этому?» Ли Гохуа не ответил. Спустя долгое время Сыци опять уселась на пол, решив, что Ли Гохуа уснул, а он вдруг сказал: «В том, что касается любви, у меня есть талант, но нет возможности». Сыци про себя подумала: «Да неужели?»
Двадцать лет назад Ли Гохуа было далеко за тридцать и он состоял в браке уже десять лет. В тот период подготовительные курсы, на которых он преподавал в Гаосюне, пользовались бешеной популярностью и группы набивались битком.
В том году в группе, готовившейся к переэкзаменовке, была одна девочка, которая после уроков обожала задавать вопросы. Не нужно было присматриваться, чтобы увидеть, что она очень красива. Всякий раз после занятий она прижималась вплотную к кафедре, с которой он вещал, держала в маленькой ручке учебник и мягким голоском спрашивала, тыкая пальцем правой руки в книгу: «Учитель, а почему тут правильный ответ А?» Ее пальчик был таким тонким и белым, словно бы недоразвитым. Ли Гохуа с самого первого раза хотелось его сломать. Эта мысль учителя напугала, и он про себя бормотал: «Помни о пяти конфуцианских добродетелях
[45], помни о пяти добродетелях». Словно бы молился Будде. Девушка с улыбкой сказала: «Все зовут меня Печенькой. Моя фамилия Ван, так что можете звать меня Ван Печенька». Он чуть было не брякнул: «Лучше буду звать тебя Конфетка. Сладость. Медок. Ох, помни о пяти добродетелях». Печенька всегда задавала исключительно тупые вопросы, а поскольку вопросы были тупыми, то их набиралось великое множество. Цветение персика
[46] появилось в его жизни так же быстро, как слава и деньги. Иногда у Ли Гохуа возникало ошибочное ощущение, что слава и деньги – это добавленная стоимость обучения, а цель – любовные послания на розовых листочках. Деньги воняют, а любовные письма благоухают.
Не нужно самокритики и борьбы с собой. Этот шаг легко сделать. И совершенно неважно, есть у него жена или нет. Ученицы любят его, нельзя зря растрачивать ресурсы, на нашей планете не так уж много искренних чувств. В тот день он равнодушно поинтересовался: «Уроки закончились, давай я кое-куда тебя отвезу, ладно?» Похоже на заезженную фразу из американских фильмов, с помощью которой злодеи в парке заманивают детей. Самые пошлые слова зачастую оказываются правдой. Печенька ответила «ладно» и улыбнулась, обнажив маленькие торчащие вперед клычки.
Два дня назад он сходил на разведку в маленькую гостиницу неподалеку. В тот момент это была просто инспекция, от которой на душе ни холодно ни жарко, просто он почувствовал, что все идет своим чередом. Первым сравнением, которое пришло в голову, были путевые заметки, популярные, начиная с эпохи Тан, в которых в основном описывали, мол, такой-то курган находится в десяти с лишним шагах к востоку, лес – более чем в дюжине шагов к северо-западу, пещера – в нескольких десятках шагов к югу, а в пещере такой-то источник. Словно бы описание процесса преследования, описание половых органов девочки. Действительно красиво. Маленькая гостиница находится у входа в переулок, переулок справа от дороги, за окном комнаты деревья, на деревьях листья, а член прячется в трусах. Такая красивая вещь пропадет, если ее не взять.
У входа в гостиницу Печенька, все еще улыбаясь до ушей, спросила: «Учитель, а что мы будем делать?» Только когда они вошли в номер и он плотно задернул шторы, а тусклый свет напоминал сигаретный окурок, клычки Печеньки задрожали, и тон поменялся: «Учитель, вы что это собрались делать?» А что еще можно делать? Раздевайся. Раздеться догола для Печеньки было минутным делом. Она заревела: «Не надо, не надо, у меня же парень есть!» А если у тебя есть парень, то зачем ты говорила, что тебе нравится учитель. Не так же нравится, как парень. Раз у тебя есть парень, то какого черта ты постоянно достаешь учителя? Он толкнул ее на кровать. Нет, не надо! А зачем ты пошла с учителем в такое место? Учитель ведь мог неправильно истолковать подобное поведение! Не надо. Если порвать форму, то будут неприятности. Просто сними с нее трусы, и все. Он восхищался ясностью своих мыслей. Помни о пяти добродетелях. Не надо! Не надо! Он влепил ей пощечину таким жестом, которым бросал мел в желобок доски, жестом, от которого млели все школьницы. Печенька заткнулась. Поняла, что он это серьезно. Поняла, что он сегодня непременно доведет дело до конца, как и учебную программу. Трусики оказались персиковыми в горошек. Он глянул и чертыхнулся. У нее уже был парень. Но оказалось, что Печенька все еще девственница. Он и не знал, что девчонки бывают такими сильными. С размаху дал ей в глаз. И по носу. А еще по губам. Выступила кровь. Должно быть, миленькие выпирающие клычки поцарапали внутреннюю сторону губы. Но она все равно не открывалась, и ему пришлось, рискуя оставить синяки, стукнуть ее еще раз. Один раз, два раза, три раза. Три – это нечетное число, три значит «много». Помни о конфуцианских добродетелях. Когда Печенька прижала обе руки к носу, ее ноги расслабились. Он с удивлением обнаружил, что одинаково рад видеть как кровь на ее губах, так и кровь на внутренней стороне ее бедер.
В потоке на переэкзаменовку было двести человек, которые сидели в одной аудитории, но мальчики всегда садились слева, а девочки кучковались справа. Он обнаружил, что сейчас перед ним раздвинула ноги половина мира. Ах, как же скучно он жил раньше. Раньше он преподавал в старшей школе и только сейчас получает выстраданный Приз лучшему учителю
[47]. Он даже в студенческие времена ни с кем никогда не дрался. Драться не стоит, так ты провоцируешь и однокурсников, и преподавателей. Он несколько лет встречался со своей первой любовью, а потом женился на ней, но только сейчас понял, насколько же узка дряблая вагина его жены и как широка тесная киска школьницы. Помни о пяти добродетелях.