— Мне жаль, что я тебя родила!
Айрин услышала грохот, будто кто-то рухнул с лестницы, и входная дверь хлопнула так, что, казалось, содрогнулась вся терраса. Она увидела из окна, как мимо пронесся Дэниел — вне себя от бешенства, со сжатыми кулаками. Несколько секунд спустя на улицу вышла Анджела; она была так пьяна, что не могла стоять и опустилась на землю. Айрин пришлось выйти и помочь ей подняться. Ей удалось — путем уговоров, увещеваний и вежливого и не очень урезонивания — затащить Анджелу внутрь и уложить в постель.
Анджела все это время что-то бормотала себе под нос, временами едва слышно. Однако Айрин сумела разобрать, как она сказала:
— Знаете, меня все уговаривали от него избавиться. А я не послушалась. Я не послушалась. О, как же мне жаль, что мне не повезло так, как тебе, Айрин.
— В чем мне повезло? — переспросила Айрин.
— Быть бесплодной.
Айрин снова увидела Анджелу только на второй день Рождества. Анджела пришла с книгой (сборником рассказов Ширли Джексон) и коробкой шоколадных конфет, извиняясь за несостоявшийся ужин.
— Мне очень стыдно, Айрин, — сказала она. — Я чувствую себя ужасно, просто ужасно, но… дело в том, что мы с Дэниелом поссорились…
Судя по всему, она не помнила, как упала, и о том, что говорила потом. Айрин все еще злилась, испытывая желание напомнить Анджеле ее слова и сказать, как ей было больно. Анджела, должно быть, увидела что-то в выражении ее лица, а может, и вспомнила, потому что вдруг покраснела и смутилась.
— Это не я, ты же знаешь. Это все спиртное, — сказала она и тяжело вздохнула. — Знаю, это меня не оправдывает.
Так и не дождавшись от Айрин ответа, она сделала шаг вперед, коснулась губами ее щеки и повернулась к двери.
— Когда они появляются на свет, — сказала она, берясь за дверную ручку, — вы держите их на руках и представляете себе их чудесное, счастливое будущее. Не богатство, не успех, не славу или что-то в этом роде, а счастье. Счастье! Да пусть весь мир пропадет пропадом, лишь бы они были счастливы.
15
Карла стояла, пытаясь сосредоточиться, на кухне Анджелы, где было пусто, если не считать старого чайника на столе возле плиты. Ее мобильник гудел и гудел, но она не хотела даже посмотреть, кто звонит. Это наверняка либо Тео, либо полиция, а она была не в том настроении, чтобы с ними беседовать. Агент по недвижимости уже звонил ей, желая назначить время для осмотра дома, чтобы они успели выставить его на продажу в конце весны, как раз к пиковому сезону покупок жилья. Карла чувствовала, что общения с агентом и жившей по соседству Айрин хватило ей с избытком.
Она открыла шкафы над раковиной, снова их закрыла, потом проверила внизу. В шкафах было пусто. Она знала, что там ничего нет. Она сама все из них убрала. Что, черт возьми, она делает? Она что-то ищет. Что? Телефон? Нет, он лежит в кармане. Сумка с короткими ручками! Где она оставила сумку?
Карла вышла из кухни и вернулась в коридор и только тогда заметила, что оставила входную дверь открытой. Господи Иисусе! Она действительно теряет рассудок. Толкнув дверь, она захлопнула ее. Потом повернулась и бесцельно уставилась на стену рядом с кухонным дверным проемом, где остался след от некогда висевшей на ней картины. Что там висело? Она не могла вспомнить. Разве это важно? Что она делала? И зачем сюда пришла?
Подобной забывчивостью она прежде не страдала. Карла предположила, что причина в недостатке сна: недаром лишением сна пытают, чтобы сломить у человека волю. Она смутно помнила это чувство сразу после рождения Бена. Только тогда невозможность концентрации смешивалась с радостью, как при наркотическом опьянении. Сейчас же это походило на отупение. Или нахождение под водой. Это было больше похоже на то, что она испытывала, когда Бен умер.
Карла вернулась на кухню и, остановившись у раковины, посмотрела на улицу. Затем наклонилась вперед, прижалась лбом к стеклу и заметила девушку, которую встретила у Айрин. Через мгновение та исчезла из вида. Походка у нее была очень странная, шаркающая. С ней было что-то не так. Скользкая. Симпатичная, но зубастая. Доступная для секса. Она напомнила Карле о молодой женщине, которая убила свою подругу. О ней несколько лет назад писали все газеты. Или она ее не убивала? Где это было? Во Франции? Нет, в Италии. В Перудже, точно! Господи, о чем она сейчас думает? Она же ничего не знает об этой девушке, кроме того, что та в свободное время навещает старушек и покупает им продукты. А уже записала ее в семью Мэнсона!
Телефон в кармане опять настойчиво зажужжал, будто разъяренное насекомое в банке, и Карла, скрипнув зубами, снова его не взяла. Чай, подумала она, мне надо выпить чашку чая. И положить побольше сахара. Она вернулась на кухню и включила чайник. Потом открыла шкаф над раковиной. В нем по-прежнему было пусто. О господи!
Карла снова выключила чайник и медленно поднялась наверх, чувствуя себя совершенно измотанной. Ноги налились свинцом. Наверху она остановилась, повернулась и села, глядя через лестницу на входную дверь. Там на полу возле батареи когда-то лежал небольшой персидский ковер. А здесь, на верхней ступеньке, рядом с ней, на ковре была прорезь. Она провела пальцем по ее аккуратным краям длиной в дюйм или два. Все имеет свой срок годности. С кончика ее носа упала слеза. Вот и у Энджи срок годности истек, подумала она. Как и у всех нас.
Вытерев лицо, Карла поднялась и направилась в старую комнату Дэниела в задней части дома. Комната была пуста, если не считать старой односпальной кровати и шкафа с болтающейся дверцей, которые фирма по продаже подержанной мебели даже не стала брать. Положив блокнот, который держала в руках, поверх стопки бумаг внизу шкафа, Карла плотно закрыла дверь. Затем вынула из кармана собачий поводок и сбросила с плеч пальто. Она закрыла дверь спальни, зацепила конец кожаного поводка за крючок для одежды и подергала, проверяя, как держится. Оставив поводок висеть, снова открыла дверь и не торопясь побрела по коридору к комнате Анджелы, ведя кончиками пальцев по штукатурке.
После того как Анджела отправила Дэниела в школу-интернат, Карла навещала ее все реже и реже и в конце концов вообще перестала к ней приходить. Какой-то конкретной причины для этого не было — вернее, не было одной конкретной причины; просто она поняла, что больше так продолжаться не может. С вымышленной йогой было покончено.
Прошли годы. Однажды ночью, через шесть или семь лет после смерти Бена, Карлу разбудил телефонный звонок. Он раздался после полуночи, когда телефонные звонки не предвещают ничего хорошего. Она ответила не сразу, стараясь избавиться от сонливости, вызванной снотворным.
— Могу я поговорить с Карлой Майерсон? — спросила женщина.
У Карлы сжалось сердце: Тео находился в Италии, сидел в каком-то уединенном деревенском доме в Умбрии и пытался писать, а люди там ездили как бог на душу положит. Да и сам Тео там ездил не лучше — казалось, он ничем не хотел выделяться среди местных жителей.