Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019 - читать онлайн книгу. Автор: Кира Долинина cтр.№ 123

Экспрессионизм Кошелохова – доморощенный, самовыдуманный, непохожий на заграничный и даже несхожий с тем, что делали чуть раньше и рядом барочно-страстные арефьевцы. Кошелохов последовательно пытался соединить экспрессионистскую свободу формы с идущей чуть ли не от фовистов упоенностью цветом. Стихийный художник, он смешивал все со всем, писал на ковровых дорожках, фанере и обивке от выброшенного дивана, брошенных за ненадобностью транспарантах, использовал невозможные сочетания цветов (поскольку все они были его личным открытием, ведь даже то, что при смешении синего и желтого получается зеленый, он открыл для себя сам) и писал, писал, писал. Ну, вообще-то, сам он предпочитает другую лексику – по его определению, художник должен «х…ярить, х…ярить и х…ярить», а сама «работа должна быть похожа на чирей: выскочил, нарвал, а потом внезапно вскрылся, как будто об угол стукнулся, чтобы кровища вовсю текла».

Соответствовать заданной ноте мог, вообще-то, только сам Кошелохов. Но он пытался: группа «Летопись», которую он основал, сейчас знаменита прежде всего тем, что в ней начинал талантливый молодой художник Тимур Новиков. Между тем и способом письма, и чертовски насыщенным ритмом работы (каждую неделю устраивались обсуждения, если картину не принес, иди гуляй, даже если вся братия собралась в твоей собственной квартире), и оголтелым всеядством кошелоховская команда выработала собственную, хронологически совершенно параллельную Европе версию неоэкспрессионизма.

Смотреть работы Кошелохова – тяжелый труд. Тут либо прыгнуть в омут, либо скользить слепым глазом. И дело тут не в «сложности» этой живописи (наоборот, она работает с образами простыми, наотмашь), а в ее количестве. Для Кошелохова не существует счета на десятки, его серии насчитывают сотни, а иногда и тысячи работ. Его последний проект – «Two Highways» – готовится уже скоро двадцать лет и уже насчитывает 1,2 тысячи набросков, 6 тысяч пастелей, 2,5 тысячи цифровых рисунков и столько же холстов с них. Осталось всего ничего: найти 5 тысяч квадратных метров, на которых разместится рожденная в результате этих штудий живопись. Это, конечно, вылет в стратосферу, но ведь все в Петербурге всегда знали, что Кошелохов может себе это позволить. Об этом отлично сказал один из тех, кто вырос на кошелоховских правилах, «Новый художник» Вадим Овчинников: «Критикам, которые сомневаются в значении Б. Н. Кошелохова, советуем обратить внимание на неоновую надпись „Титан“ на углу дома по Невскому и Литейному проспектам, где живет художник».

22 мая 2013

Коллекция Дориана Грея

Выставка «Асса: последнее поколение ленинградского авангарда», Академия художеств, Санкт-Петербург

Это крайне несвоевременная выставка. И дело не в том, что только что прошли вполне себе триумфальные показы «Новых художников» в Петербурге и в Москве («Удар кисти» в Русском музее в 2010 году и «Новые идут!» в MMOMA), без особой ностальгии, отстраненно и точно продемонстрировавшие пластическую ценность эпохи ленинградских бури и натиска. Дело в личности инициатора и организатора выставки, и, собственно, владельца всех выставленных сегодня в Академии художеств вещей. Эта экспозиция – персональный проект Сергея Бугаева (Африки), капитализация его личной коллекции и его монолог в вечность. Боюсь, однако, что вечность такого послания не примет.

Всем, кто имел дело с Африкой, известно: он тянет к себе все, что, по его мнению, может иметь сейчас или в будущем хоть какую-нибудь ценность. И, надо сказать, чутье у него звериное – рано или поздно любая прибранная им к рукам бумаженция, старинная хреновина, дружеская почеркушка, деревенская деревяшка, помоечная железяка выстрелит. Выстрелы эти, как правило, имеют место быть за рубежами нашей родины, где известность Африки как «большого русского художника» прямо пропорциональна не его собственным художественным произведениям, а постоянному мельканию на всех нужных тусовках и знакомствам со всеми нужными людьми. Злые языки утверждают, что Африку видят почти одновременно на разных континентах и что в этих его перемещениях есть что-то инфернальное. Люди, конечно, существа недобрые, но в этом наблюдении что-то есть. Вот уже четверть века Африка бороздит просторы нашей художественной вселенной, а в памяти народной он все еще остается мальчиком Банананом из культового соловьевского опуса «Асса». И вот в том, что произошло с тем мальчиком за прошедшие годы, действительно есть нечто инфернальное. Сегодня ленинградский Дориан Грей явно пытается сюжет подкорректировать.

Для коррекции кармы художнику понадобилось все самое святое. Во-первых, фильм «Асса», выведенный в название выставки и предназначенный напомнить, кто тут есть кто и кто самый знаменитый. Судя по количеству восторженных юных лиц на вернисаже, это сработало. Во-вторых, легендарные покойники ленинградских 1980–1890‐х: постоянное мелькание в экспозиции имен Сергея Курехина, Виктора Цоя и Тимура Новикова призвано подтвердить легитимность всего, что делает сейчас их «прямой наследник». Огромное желтое солнце на красном тряпочном фоне, являющееся главной визуальной доминантой экспозиции, все это дружеское некрофильское таинство освящает. Тут же большие (Энди Уорхол и подписанная им собственноручно банка супа Campbell’s) и малые (ленинградские легенды – поэт Василий Кондратьев, художник Вадим Овчинников) культовые фигуры. Здесь же последний из умерших героев того времени – Владик Мамышев-Монро, истовую дружбу с которым Африка во всех своих последних интервью тщательно рекламирует. Все это кучно и кучеряво, практически без подписей, но зато с наклейками на причинных местах голых героев андерграунда, развешено и разложено в Тициановском зале Академии под безумноватыми копиями Тициана и Гвидо Рени. И вот что странно – те же имена и очень близкие вещи на выставках в Русском и ММОМА говорили о большой живописи и необычайно жовиальном этапе отечественного искусства. Здесь же они мрачны и программно недолговечны – игры нежного возраста, не больше.

Погруженные в тему наблюдатели предполагают, что эта выставка понадобилась Африке, чтобы реабилитироваться: мол, он все еще тот же и с теми же. Доверенное лицо президента Путина, завсегдатай Селигера и кремлевских палат, Бугаев давно уже был не слишком рукопожатным. А тут еще недавно Артемий Троицкий опубликовал не вызывающие особых сомнений письма к нему Мамышева-Монро, в которых описан готовящийся Африкой проект, изображающий оргии видных деятелей российской оппозиции. Как весь этот шлейф может реабилитировать выставка, не знаю. Ведь ни политическим играм с властью, ни этому дикому проекту никто из знающих Африку не удивился. Он родом из 1980‐х – тогда при ленинградском рок-клубе и всех литературных и художественных объединениях неформалов состояли десятки стукачей и сотрудников КГБ. Гадать, кто именно, уже было даже не очень интересно. Как и сейчас не особо интересно, был ли среди них сам Африка. Ну любит он как мать родную своего президента Путина – ну и пусть, его личное дело. Отвратительно другое – когда эта любовь прикрывается именами ушедших. Да, Курехин чудил с евразийцем Дугиным, а Тимур Новиков грозно размахивал топором, заточенным против модернистов, но, видит бог, им никогда не изменяла ирония. Африка же серьезен как никогда. И вот тут искусство явно заканчивается. По крайней мере, то искусство, которое его породило.