— И это все?
— А что еще должно быть?
Он наблюдает, как его собеседница маленькими глотками пьет красное вино. На ее губах оно выглядит черным, а потом Лунная девушка его слизывает.
Она на новом этапе их взаимоотношений. Предвкушение грядущего усиливает ощущение общности.
Харроу чувствует, что может задавать вопросы, которые ранее он не решился бы озвучить. Но понимает, что еще не может спросить, почему она держала Пигги при себе все эти годы, и вообще, зачем рожала, если точно знает, что для нее самое важное — она сама, ее ощущения и желания.
— А что ты можешь сказать о своем отце?
— Был лжецом из лжецов.
— И чем он занимался? — спрашивает Харроу.
— Только тем, что ему нравилось.
— Как я его понимаю.
— Преподавал историю.
— История — это ложь?
— В его устах она становилась ложью.
— Он до сих пор преподает?
— Он мертв.
— Они оба умерли молодыми?
— Да.
Харроу отпивает из стакана. В ее компании он никогда не налегает на спиртное.
— Удивительно, как много ты сегодня наговорила по телефону.
— Обычно много слов означают, что все это ложь.
Тем самым она намекала, что не лжет Харроу.
— Я помню тот случай двухмесячной давности… Карен и Рон.
— Забавная пара.
Двадцати с лишним лет, они любили дикую природу и часто ходили в походы.
— У тебя просто не закрывался рот.
В тот раз путеводитель привел Карен и Рона в эту удаленную, живописную бухту.
Они были такие юные, с дорогим снаряжением, так искренне наслаждались окрестной красотой.
— Женщины меня недолюбливают.
— Потому что их мужчины от тебя млеют. Лунная девушка не просто открыла шлюзы обаяния. Она повела себя, как лесбиянка, ненавязчиво выказывая Карен особые знаки внимания.
— Бедная девочка не знала, куда и деться.
— Однако ей нравилось, — отмечает Харроу. — Она, конечно, была не по этой части, но ей льстило, что ты хотела ее… и радовало, что на Рона ты и не смотришь. Ты ее обезоружила.
— Мы стали лучшими подругами, Карен и я. Парочка попросила разрешения переночевать на берегу, и все четверо с удовольствием отужинали у кромки прибоя при свете переносных фонарей.
Карен и Рон не заметили, что десертное вино хозяева себе и им наливали из разных бутылок.
А позднее, когда их разбудила дикая боль, они увидели безразличные звезды, ледяную луну, берег, залитый серебристым светом, и глаза их хозяйки, зеленые, словно арктическое море.
— Рон совсем не порадовал, — добавила она.
— Слишком быстро сломался.
Харроу участвует в таких церемониях, только когда она просит его ассистировать ей. Обычно ему хватает и того, что он наблюдает за происходящим.
— С Карен получилось лучше.
— Жареное маршмэллоу
[23]
, — соглашается Харроу.
Перед его мысленным взором возникает Лунная девушка в ту ночь. Ацтекская богиня, принимающая принесенные ей жертвы.
— Карен не теряла надежды.
— Разве что в самом конце.
— До конца ей пришлось пройти долгий путь.
Лунная девушка пьет вино, не ограничивая себя. Она не опасается Харроу. И потом, даже у пьяной, чувства у нее остаются такими же острыми, рефлексы — быстрыми. Харроу это знает.
— Почему они надеются? — спрашивает она.
— Не все.
— Но те, кто надеется… почему?
— Им не остается ничего другого.
— Но надежда — ложь.
Когда Лунная девушка смотрит на свечи, огоньки подпрыгивают, и она улыбается.
Он видел такое раньше, спросил, каким образом ей удается воздействовать на пламя, но она ему не ответила.
Переведя взгляд со свечой на Харроу, она добавляет:
— Надежда — это ложь самому себе.
— Большинство людей и выживает благодаря самообману.
— У них ничего нет.
— Ни у кого ничего нет.
— У нас есть. У нас есть они.
Лунная девушка вновь смотрит на свечи, улыбается, огоньки завиваются в спираль, гнутся.
Харроу думает, что она как-то по-особому дует на свечи, но он не видел, чтобы ноздри расширялись или расходились губы.
— В этом мире только одно — не ложь, — говорит он. — Власть.
— Брайан сейчас лжет себе, — возвращается она к телефонному разговору.
— Я уверен, что лжет. Мир всегда приведет к тебе дурака, если он вдруг понадобился.
Глава 41
Сидя за рулем, Билли Пилгрим надевает на голову тирольскую шляпу из зеленого фетра, с мягкими полями, маленьким красно-золотым перышком под лентой, устанавливает фальшивую золотую коронку на два передних зуба.
Найдя нужный ему адрес, паркуется у тротуара, водружает на нос очки в роговой оправе с толстыми линзами из обычного стекла.
Нынче, когда большинство мобильников оснащены фотокамерами, никогда не знаешь, а вдруг какой-то прохожий «щелкнул» тебя аккурат перед совершением преступления. Билли в ужасе от того, до какой степени цифровая технология позволяет совершенно посторонним людям вторгаться в твою личную жизнь.
Билли не считал себя виртуозом маскировки, но понимал, что нужно для того, чтобы достаточно простыми средствами изменить внешность до неузнаваемости, во всяком случае, по фотографии. Шляпа с мягкими полями и очки в темной роговой оправе к таким средствам и относились. А золотая фикса округляла лицо.
Покинув «Лендровер», Билли запер дверцу. Конечно, он находился в богатом, респектабельном районе, но не следовало пренебрегать мерами предосторожности, если в багажном отделении лежал укрытый одеялом труп.
Вокруг он видел сверкающие свежей краской дома, ухоженные лужайки, вдоль дорожек горели фонари.
Хотя вечер только наступил и выдался теплым, дети не играли на лужайках перед домами и не катались на велосипедах по улице. Хищников-педофилов год от года становилось все больше, благодаря Интернету они объединялись, обменивались опытом, совершенствовали свои методы, так что родители и днем-то держали детей на коротком поводке, а вечерами загоняли в дом.
Билли педофилом не был, но испытывал к ним чувство благодарности. И хотя кто-нибудь из особо бдительных граждан мог сфотографировать его из окна, подозревая, что он охотится на малышей, он мог не опасаться, что окажется в кольце энергичных подростков, интересующихся, что у него за шляпа, альпинист ли он и потерял ли передние зубы при восхождении на Эверест… а ведь каких-то восемь или десять лет тому назад так иногда и случалось.