Разговоры об искусстве. (Не отнять) - читать онлайн книгу. Автор: Александр Боровский cтр.№ 44

– Еще раз устроишь что-либо подобное – закроем выставку! В договоре есть графа – чрезвычайные обстоятельства! Вот и закроем!

Паоло мялся, раскаиваясь, но для виду. В нем вообще был драйв ребенка или прожженного авантюриста: если очень надо, можно использовать все возможности. А там уж как повезет, попадешься или нет. Я представил себе его детство в нью-йоркской Малой Италии. Ну, связались. Тоже мне, «Однажды в Америке». Оказалось, чрезвычайные обстоятельства по-эрмитажному – еще цветочки. Ягодки пошли, когда Паоло позвонил мне вечером и радостно сообщил:

– У вас в Петербурге находится с визитом президент Картер. Завтра в девять он приедет в Мраморный дворец ко мне на выставку. Я обо всем договорился. Паоло так спокойно перенес мой истошный крик, что я подумал: похоже, это не просто его очередная авантюра. Что-то здесь есть. Чем черт не шутит. Экс-президент Джимми Картер (американцы приставку экс опускают, для них президент сохраняет титул пожизненно), действительно, гостевал в это время в Петербурге.

– Ну, Паоло, смотри у меня…

На всякий случай позвонил директору. Тот, накричав уже на меня, телефонировал, «куда следует». Там ответили, что в программе визита Картера посещения выставок и Мраморного дворца не значится. То есть не лезьте не в свои дела. Директор успокоился, еще раз послав меня туда же, куда я уже привык посылать Паоло. Но я-то Паоло знал, а он нет. От артиста можно было ждать чего угодно. Рано утром – Картер, по словам Паоло, обещал быть в девять утра, – я, чертыхаясь, искал свежую белую рубашку.

– Ну, итальяшка, мафиози конченый, погоди…

В девять утра я стоял на крыльце рядом с Паоло. На всякий случай прибыл и начальник охраны – люди служивые привычны реагировать на любой сигнал. Но и он мне сказал:

– Давыдыч, зря время теряем. Я своим звонил – ну не могут американцы график нарушать, у них все расписано, нас там нет. Пустышку тянем!

Ровно в девять в ворота въехали три черных хаммера. Из них посыпались охранники с автоматами. Они пробежали мимо нас, занимая позиции. Затем вышли Картер с женой и, кажется, сыном. И посольские, и консульские. Я очнулся и изобразил долгожданную радость. Как мама учила: хорошая мина при плохой игре. Впрочем, почему плохой – даже приятно, такие гости. Показал им дворец. Интерьеры и особенно торжественный Мраморный зал, похоже, впечатлили чету Картер. Впрочем, они впечатляют любых президентов. Беспроигрышная карта. Затем поднялись на третий этаж. На выставку Паоло. Представил высоким гостям художника. Пришлось сказать несколько слов и о его картинах. Президент одобрительно кивал головой. Паоло сиял, как самовар. Как если бы он знал, как сияют самовары. Как делать пиар, он точно знал – нанятые фотографы незаметно просочились сквозь охрану. Представляю, как рассматривали фотографии президента на выставке синьора Артиста другие синьоры в псевдосицилийской деревне. Я до сих пор не знаю, как ему удалось заполучить на свою выставку президента. На какие рычаги он нажал. Кому звонил из администрации. Какие услуги оказал во время выборов. Да и какое мне дело? В глубине души он был мне симпатичен – все плотнее занимаясь contemporary art, я убеждался: современный художник очень уж прагматичен, стратегичен, верен правилам игры. А от Паоло с его детской жаждой немедленного обладания – выставкой, музеями, президентом – всего можно было ожидать. Артиста! Проводив гостей, я стал озираться: где Паоло? Чем бы запустить в него тяжелым. Но артист скрылся. Что вы хотите – школа жизни! По крайней мере, в особых кругах какое-то время я пользовался большой уважухой: их служба не знала про готовящийся визит, а я знал! «Видно, не такой уж штафирка-ботаник. А этот его, Паоло, тоже хорош! К простым художникам президенты не ездят!»

Лет десять тому назад у меня случилась лекция в Гугенхайме. Про современное искусство, вестимо. Сразу после самолета, что было довольно тяжело. После лекции, как заведено, я был приглашен на ужин людьми, которые оплачивали акцию: у музеев своих денег на приглашение лекторов нет, они, такова распространенная в мире (к сожалению, мы к этому миру пока не относимся) практика, используют многочисленных спонсоров-доброхотов. У меня таковыми была чета Маркс (я потому запомнил, что на карточке, которую протянул глава семьи, было написано: Карл Маркс Корпорейшн. И далее – как слоган: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Остроумно). Впрочем, Карл Маркс вряд ли был истинным главой семьи – его супруга была и крупней, и властней. Он, видимо, давно с этим смирился и даже отпустил несколько шуточек по поводу тотальной невозможности перечить еврейским женам. Позволил себе. В общем, вполне милые светские люди. Совсем не бедные. Разговор тек так себе, не было стимула развернуться. Заказываем десерт. Я выбрал крем-брюле. Там, как вы знаете, есть обязательная коричневая карамельная корочка. Госпожа Маркс, видимо, исчерпав сюжеты для разговора, спрашивает:

– Алекс, а как у вас дома готовят крем-брюле? Как вы добиваетесь этой корочки – ставите формочку на гриль или обжигаете поверхность прямо электрозажигалкой? Или газовой?

У меня дома крем-брюле отродясь не готовили. Да и с домом в ту пору были проблемы. Но национальная гордость великороссов, по-ленински говоря, не дала мне уклониться от ответа. Пришлось импровизировать на ходу.

– Знаете ли, использовать электричество в таком нежном десерте – последнее дело. У меня дома, разумеется, используют открытый огонь. Обжигают такой специальной большой спичкой.

Наступила тишина. Неожиданно для меня – зловещая. И тут мадам Маркс бьет своего Карла Маркса локтем в бок и с каменным лицом, чтобы я не заметил, довольно зло шепчет ему в ухо:

– Сколько раз я тебе говорила – нужен открытый огонь. А ты – электрозажигатель, электрозажигатель! Перед приличными людьми стыдно!

Есть у меня дружок парижский – Олег Яковлев. Отличный, недооцененный художник (хотя есть в лучших музеях, а абстракции выставлял – см. каталог «Другое искусство» – еще, считай, мальчишкой). Просто в Москве с 1977 года, как уехал, так и не был. Значит, из русской жизни выпал: у нас ведь – кто не в тусовке, на глазах, того вроде и нет. А он к тому же и жизнь устроил не типично русско-эмигрантско-художническую: не кочевал с нашим арт-народцем от выставки к выставке (русской), не обрастал куратор-скими дружбами и пр. Менял профессии, богател настолько, что собирал уорхолов, беднел настолько, что продавал уорхолов, словом, зажигал. Я знавал его в разные периоды. Впервые живал в его мастерской, когда уорхолы еще висели, джакузи бурлило, жизнь била ключом. И вот как-то раз с утра мы долго отходили от какой-то вечеринки, и перед нами встал вопрос: что делать? Олег просматривал газеты.

– Во, интересно – русский массаж.

– Наверное, банально – секс-услуги?

– Нет, в этой газете французской таких объявлений не дают. К тому же – массаж «со своим столом». Что-то другое. Русский? Интересно, чем от французского отличается? Что в нем такое особенное?

Соскучился, видать, Олежка по русскому. Позвонили. Часа в четыре подъезжает такси. Помогаем шоферу вынести складной стол, очень компактный. Выходит дама. Лет сорока пяти, блондинка, очень ухоженная. Деловитая – показала, как разложить стол, ушла, переоделась в какой-то шикарный зеленый медсестринский костюмчик.