Я запираюсь в клинике и изучаю маленький регистратор данных у меня в руке, пытаясь понять, что это значит. Может ли быть безобидное объяснение тому, что он был в гараже? Мог ли Алекс как-то его потерять, прежде чем пропал той ночью?
Но это не сходится. В «Бета» никого не было вечером в середину зимы, мы все находились в столовой и гостиной.
Кроме того, где пластиковый ремешок, который идет с ним?
Я внимательно разглядываю регистратор данных. Он полностью расплющен – никак нельзя определить, случайно или намеренно. Может, его переехали одним из снегоходов? Но в той кладовой нет места даже для квадроцикла, и никто не мог нанести такой урон, просто наступив на него.
Но если кто-то сделал это намеренно, например, молотком, почему просто не выбросить его в один из мусорных баков? Или зарыть в снег?
Зачем так беспечно относиться к такой важной улике?
Я борюсь с желанием вернуться и прямо спросить у Арне, но вспоминаю тот поцелуй, ощущение его рук на шее, когда он прикоснулся к моему лицу. Я отчаянно хочу верить, что он никак не замешан в смерти Алекса, но как объяснить этот кусок металла в мастерской?
Один плюс. Даже Сандрин не сможет это проигнорировать. Наконец-то у меня есть что-то конкретное, какой-то рычаг давления, позволяющий мне настаивать на том, чтобы связаться с АСН и попросить помощи.
Но какой помощи? Сюда нельзя ни попасть, ни выехать отсюда еще несколько месяцев.
Что бы ни случилось, нам придется справляться с этим самостоятельно.
Я стучу в дверь Сандрин, чувствуя себя необъяснимо взволнованной, как молодой стажер, сталкивающийся с мучительным собеседованием. Мне нужно было взять кого-то с собой, но кому я могу доверять, кроме Каро? Полчаса назад я могла бы включить Арне в этот список, но уже нет.
Я снова стучу, но ответа нет. Я прислоняюсь ухом к двери, гадая, занята ли Сандрин видеозвонком или компьютером – только у нас с ней есть прямая связь с АСН, но слышу лишь тишину. Импульсивно дергаю ручку, и, к моему удивлению, дверь открывается. Оглядев коридор, я быстро проскальзываю внутрь.
Я двигаюсь быстро, бросаясь прямо к шкафу, и снимаю нужный ключ. Я собираюсь уходить, когда замечаю, что ящик ближайшего металлического шкафа для документов открыт – Сандрин явно ушла в спешке.
Прислушиваясь к звукам снаружи, я открываю его и просматриваю аккуратный ряд файлов. К счастью, АСН считает необходимыми бумажные копии электронных файлов на случай отключения электричества. На каждого члена станции есть отдельное досье.
Я нахожу папку Арне и вытаскиваю ее, пролистывая страницы заметок с собеседования и результаты психометрических тестов, ища что-либо, что может подтвердить, когда он работал на Мак-Мердо.
Бинго. Его резюме.
Я быстро просматриваю его, когда я слышу голос позади меня.
– Кейт? Что ты делаешь?
Я разворачиваюсь и вижу хмурящуюся Элис. Я беспомощно смотрю на нее, пытаясь придумать способ отрицать очевидное.
– Я… о боже, Элис, я понимаю, как это выглядит, но…
– Но что, Кейт? – Желудок уходит в пятки, когда Сандрин появляется возле нее, ее выражение лица становится свирепым.
Вот дерьмо. Я полностью облажалась.
– Я разберусь, – резко говорит Сандрин Элис. – Можешь предупредить остальных? Я видела Дрю и Люка в гостиной пару минут назад.
Элис кивает и уходит, одарив меня отчаянным взглядом, прежде чем закрыть за собой дверь. Сандрин молча смотрит на меня. Ее взгляд переходит с файла в моих руках на шкафчик рядом со мной.
До хрена облажалась, думаю я. Зачем я так рисковала?
Но на это легко ответить. Потому что не хотела верить, что Арне ответственен за все случившееся на станции – что уж говорить о том, чтобы не позволять эмоциям мешать суждениям.
– Сандрин, мы можем просто поговорить? – Я стараюсь скрыть мольбу в голосе. Откладывая файл на стол, я вытаскиваю регистратор данных Алекса из кармана. – Я нашла это. Я пришла сюда показать тебе и…
– И ты решила, что можно трогать мои ключи и конфиденциальные документы, – перебивает Сандрин, переворачивая файл и читая этикетку.
– Просто посмотри, – настаиваю я, кладя регистратор перед ней. – Я нашла это в гаражной мастерской.
Сандрин берет кусок раздавленного метала и внимательно его разглядывает. Несколько мгновений я чувствую надежду, что мы сможем это решить.
– Где он был?
– Возле одного из отсеков с полками. Я могу показать тебе точное место.
– Не нужно. – Сандрин садится за стол.
– Это трекер передвижений Алекса, – объясняю я, полагая, что она упустила суть.
– Я знаю, что это такое.
– Так как ты думаешь, почему он разбит, Сандрин? Почему он был в той мастерской?
– Я не собираюсь ввязываться с тобой в это снова, Кейт. – Она холодно глядит на меня. – Мы даже не знаем наверняка, что это принадлежало ему.
– Конечно, знаем, – выплевываю я. – Проверь данные. Остальные браслеты на месте.
Сандрин ничего не говорит.
– Спроси себя, зачем бы он его снимал, прилагал столько усилий, чтобы его уничтожить, если собирался покончить с собой? И зачем выбрасывать его там? Почему просто не снять его и не оставить в комнате?
Снова тишина.
– И это не все, – продолжаю я, хотя мое раздражение нарастает. Почему эта женщина такая сложная? – Кто-то украл дюжину снотворных таблеток из клиники, Сандрин. Снотворных. Подумай об этом. Задумайся, как их можно использовать, чтобы вытащить кого-то наружу без сопротивления.
Начальница станции меряет меня долгим строгим взглядом.
– Интересно, что ты подняла эту тему, Кейт. Я как раз планировала с тобой поговорить на эту тему. – Она замолкает, оценивая эффект своих слов. Я жду, пока она продолжит.
– Я получила информацию, что ты угощалась запасами медикаментов базы, Кейт. Вне твоих врачебных полномочий.
– Кто? – выпаливаю я, жар разливается по щекам. – Кто тебе сказал?
Тот же, кто и украл таблетки, наверное. Хотел замести следы. Или подставить меня.
Сандрин игнорирует мой вопрос.
– Я решила лично проверить наш запас медикаментов и заметила несколько аномальных…
– Проверить? – в ужасе спрашиваю я. – В смысле, проверить?
– Я посчитала запасы определенных таблеток, Кейт, и сверила их с твоими рецептами. Они не сходятся. Даже близко.
– Ты была в клинике? – запинаюсь я. – Без разрешения? Когда? – Господи, может, это Сандрин забрала те таблетки из моей комнаты?
Начальница станции пренебрежительно вскидывает бровь.
– Я не думаю, что ты можешь меня критиковать, разве нет?