В это рождественское утро на дороге кое-где лежал снег, вершины далеких гор были белыми, но здесь, в предгорье, осадков вообще выпадало мало, а снега — особенно: за исключением отдельных заметенных снегом холмиков и кустов, бурая земля была голой и сухой.
Пикап несся по проселку, оставляя позади пыльный шлейф. Незаметно для себя Сэнди съехала с дороги и помчалась на север, потом — на запад, достигнув наконец знакомого места. Но, как ни пыталась она припомнить, с чем связаны ее воспоминания об этом месте, ей это не удавалось. Каким-то необъяснимым образом ее подсознание нередко приводило ее именно сюда во время вот таких автомобильных прогулок, порой довольно запутанным маршрутом. Она затормозила и уставилась в грязное ветровое стекло.
Она приезжала сюда, потому что чувствовала себя после этого всегда гораздо лучше, что тоже было для нее загадкой. Возможно, настроение поднимал ландшафт, хотя он мало чем отличался от других окрестных местечек, ласкающих взор своей дикой красотой. Но только здесь Сэнди ощущала какой-то ни с чем не сравнимый покой, столь желанное умиротворение.
Она выключила двигатель, спрыгнула из пикапа на землю и, засунув руки в карманы куртки, принялась расхаживать взад и вперед, не обращая внимания на холодный ветер. Место, где она теперь прогуливалась, находилось всего в сотне ярдов к югу от федерального шоссе № 80 — оттуда время от времени доносился рев проносящихся грузовиков, чем-то похожий на рык дракона. Дальше за шоссе, на северо-восточной возвышенности, стояли мотель «Спокойствие» и ее гриль-бар, но Сэнди только раз посмотрела в том направлении. Ее больше интересовала близлежащая местность, таящая в себе необъяснимую притягательность: Сэнди казалось, что от нее исходит покой, подобно тому, как от камня, нагревшегося за день на солнце, вечером пышет теплом.
Она не искала объяснения своей привязанности к этому месту, полагая, что некой тайной силой обладает само гармоничное сочетание природных линий и форм, игра света и тени, специфика рельефа и любая попытка логически вывести формулу таинства естества столь же нелепа, как стремление разгадать секрет обаяния заката или притягательной силы любимого цветка.
В это рождественское утро Сэнди еще не знала, что именно к этому куску земли столь же неудержимо влекло 10 декабря и Эрни Блока, когда он возвращался вечером из Элко. Не ведала она и того, что именно здесь испытал он пронзительный трепет ожидания грядущего чуда и всепоглощающий страх. Пройдут недели, прежде чем она узнает, что не одинока в своей странной привязанности к этому заколдованному кусочку земли: как выяснится, немало других людей, знакомых и незнакомых ей, тоже зачарованы им.
* * *
Чикаго, Иллинойс
Это рождественское утро оказалось крайне напряженным для отца Стефана Вайцежика — неутомимого поляка, настоятеля церкви Святой Бернадетты и спасителя попавших в беду коллег-священнослужителей. С каждым новым часом этот день обретал для него все большее значение, да что там — можно с полным правом утверждать, что за всю жизнь у отца Вайцежика не было другого такого Рождества!
Отслужив вторую мессу, он около часа поздравлял прихожан, сгрудившихся с подарками — корзинами фруктов, коробочками домашнего печенья и другой выпечки — возле дорожки, которая вела к его дому, после чего поехал в университетскую больницу проведать Уинтона Толка, полицейского, которого накануне тяжело ранили налетчики в кафетерии в пригороде города. После операции раненого поместили в отделение реанимации. Теперь он уже вышел из критического состояния, но все еще находился под постоянным контролем.
Когда отец Вайцежик прибыл в больницу, возле кровати мужа уже сидела Райнела Толк — весьма привлекательная женщина с шоколадно-коричневой кожей и тщательно уложенными волосами.
— Миссис Толк? Я Стефан Вайцежик, — представился священник.
— Но... — смутилась женщина.
— Успокойтесь. Я здесь не для того, чтобы отпускать грехи, — улыбнулся Вайцежик.
— Вот и хорошо, — подал голос Уинтон, — потому что и я не собираюсь пока умирать.
Раненый не только был в ясном рассудке, но и вполне бодр, он явно не страдал от боли. Его кровать была приподнята таким образом, чтобы ему было удобнее сидеть. И хотя грудь его была перебинтована, на шее висели датчики прибора сердечной телеметрии, а к левой руке была подсоединена капельница с глюкозой и антибиотиками, выглядел он на удивление хорошо, если принять во внимание его недавние злоключения.
Отец Вайцежик был взволнован. Но его чувства выдавало разве только то, как он мял и крутил в руках свою черную шляпу. Осознав наконец, что это выглядит довольно нелепо, он поспешно положил ее на стул.
— Мистер Толк, — начал он, — если вы не возражаете, я бы хотел задать вам несколько вопросов о вчерашнем происшествии.
Толка и его жену явно смутило любопытство священника.
— Видите ли, — пояснил отец Стефан, — в машине вместе с вами находился наш сотрудник, Брендан Кронин...
— Мне очень хотелось бы встретиться с ним, — светлея лицом, вступила в разговор Райнела.
— Он спас мне жизнь, — сказал Толк. — Он совершил просто невероятно смелый поступок. Ему не следовало бы так рисковать собственной головой, но я, конечно, счастлив, что он поступил именно так.
— Мистер Кронин вошел в кафетерий, не зная, есть или нет там еще бандиты. Его самого могли бы застрелить, — поддержала мужа Райнела.
— Наши инструкции категорически запрещают подобные действия, — пояснил Толк. — И, окажись я сам в тот момент на улице, я бы строго придерживался их. Вот почему я, хотя и не одобряю поступок Брендана как полицейский, все же не могу не высказать ему свою искреннюю благодарность.
— Это поразительно, — произнес отец Вайцежик, словно бы в первый раз слышал о смелости Брендана. На самом же деле он накануне долго беседовал с начальником Уинтона Толка, своим старым знакомым, и уже слышал как похвалу Брендану за мужество, так и порицание — за неосмотрительность. — Я никогда не сомневался, что на Брендана можно положиться, — добавил он. — Скажите, он оказал вам первую помощь?
— Видимо, да, — ответил Уинтон. — Я точно не могу сказать. Я помню, как пришел в сознание... и увидел рядом его... довольно смутно, впрочем... он звал меня по имени. Но я все еще был как бы в полусне, понимаете?
— Это просто чудо, что Уинтон выжил, — дрожащим голосом вымолвила Райнела.
— Успокойся, успокойся, милая, — мягко сказал Уинтон. — Я выжил, и это главное. — Убедившись, что с женой все в порядке, он взглянул на отца Стефана и добавил: — Все поражены тем, что мне удалось выкарабкаться, потеряв столько крови. Мне сказали, что она почти вся вытекла.
— Брендан наложил вам жгут? — спросил отец Вайцежик.
— Не уверен, — наморщил лоб Толк. — Я был как в тумане, плохо соображал.
Отцу Вайцежику не терпелось выяснить то, ради чего, собственно, он сюда и приехал, но он медлил, обдумывая вопрос. Его следовало сформулировать так, чтобы никоим образом не раскрыть суть интересовавшего его чрезвычайного обстоятельства.