Незнакомцы - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 18

Джинджер взяла из ванночки с кровью дакроновый протез и прочнейшей ниткой пришила верхний его сегмент к стволу аорты. Затем, не пришивая нижнюю часть искусственного сосуда, она наполнила протез кровью, чтобы образовался еще слой свернувшейся крови. Теперь, проделывая все эти операции, она уже не потела, и это наверняка не ускользнуло от внимания Джорджа.

Одна из сестер переставила кассету с музыкой Баха, видимо, сочтя, что время для этого наступило.

Впереди еще были часы напряженнейшей работы, но Джинджер не чувствовала ни малейшей усталости. Она переместилась к бедрам пациентки и, откинув покрывавшую их зеленую материю, обнажила ноги до колен. Тем временем Агата уже подготовила все необходимое для вскрытия сосудов ниже паховых складок, в месте соединения бедренных и подвздошных артерий. Зажимая и перевязывая сосуды, Джинджер в конце концов добралась до бедренных артерий и, как и раньше, воспользовалась тонкими гибкими трубками и различными зажимами, чтобы перекрыть кровоток через эти ответвления сосудов, вскрыть обе артерии и сшить с отростками протеза. Несколько раз она даже ловила себя на мысли, что вся эта легкость, с которой она проделывает сложнейшие манипуляции под музыку Баха, вовсе не случайна, что она и в своих предыдущих жизнях была врачом, а теперь вновь перевоплотилась, чтобы войти в высший совет избранных целителей.

Однако ей следовало бы не забывать любимые афоризмы своего отца, крохи мудрости, которые он с любовью собирал и которые, со свойственным ему тактом, внушал дочери, когда та позволяла себе шалость или была легкомысленна не в меру, забывая о возлагаемых на нее надеждах. Среди его любимых мудрых изречений были, конечно же, такие, как «Время никого не ждет», «На Бога надейся, а сам не плошай», «Сбереженный грош — все равно что заработанный», «Не таи зла на ближнего», «Не судите, и не судимы будете» и так далее. У него в запасе было множество афоризмов, но самым его любимым и наиболее часто звучащим в доме был следующий: «Гордый покичился да во прах скатился».

Ей следовало помнить эти шесть слов. Но операция протекала настолько успешно и она была так довольна своей работой, так горда этим своим первым самостоятельным действом, что, подобно самонадеянному птенцу, впервые взмахнувшему крылышком, забыла о неизбежном падении.

Она выпустила кровь из нижней части протеза, сняв зажим, и ввела отростки в отверстия, сделанные в бедренных артериях. Потом она сшила края, сняла зажимы с перекрытых сосудов и с видимым удовольствием стала смотреть, как по заплатанной аорте пошла кровь. Минут двадцать ушло на мелкую штопку утечек, еще пять — на проверку работы протеза, после чего она с удовлетворением воскликнула:

— Можно заканчивать.

— Прекрасная работа! — сказал Джордж.

Джинджер была рада, что на ней хирургическая маска, скрывающая ее широкую улыбку счастливой идиотки.

Она зашила разрезы на ногах пациентки. Потом взяла у совершенно обессиленных ассистенток кишки, которые те уже готовы были уронить вместе с крючками, поместила внутренности назад в тело и еще раз проверила, нет ли каких-либо отклонений от нормы, однако ничего не обнаружила. Остальное было уже несложно: уложить на место жир и мускулы, слой за слоем, и зашить прочным черным кордом.

Ассистентка анестезиолога сняла покров с головы Виолы Флетчер. Анестезиолог снял ленту с ее глаз и отсоединил наркоз.

Одна из сестер выключила магнитофон.

Джинджер взглянула на лицо пациентки — оно было бледным, но уже не таким измученным, как раньше. Маска для искусственного дыхания все еще была на ней, но теперь больная получала только кислородную смесь.

Сестры начали стягивать с рук резиновые перчатки.

Веки Виолы Флетчер дрогнули, и она застонала.

— Миссис Флетчер? — громко произнес анестезиолог.

Пациентка не отзывалась.

— Виола? — позвала Джинджер. — Вы меня слышите? Виола?

Глаза женщины остались закрытыми, она все еще не проснулась, но губы зашевелились, и она едва слышно прошептала:

— Да, доктор.

Джинджер приняла поздравления и вместе с Джорджем вышла из операционной. Пока они стягивали перчатки, снимали маски, развязывали завязки на шапочках, она чувствовала себя так, словно была наполнена гелием и вот-вот взлетит, вопреки земному тяготению. Но с каждым шагом в направлении умывальников жизнерадостность оставляла ее, сменяясь чувством усталости. Появилась боль в шее и в плечах, заломило в спине, ноги налились свинцом.

— Боже, да меня пошатывает!

— Ничего удивительного, — сказал Джордж, — ведь вы начали в половине восьмого, а сейчас уже полдень. Операция на аорте чертовски выматывает.

— У вас тоже такое состояние после нее?

— Конечно.

— Но усталость навалилась так внезапно... В операционной я чувствовала себя прекрасно, мне казалось, я могла бы продолжать еще несколько часов.

— В операционной вы были бесподобны, просто божественны, — с видимым удовольствием польстил ей Джордж, — а боги не устают от своих дел. Вы ведь боролись со смертью и победили ее!

Они нагнулись над раковинами и, пустив воду, стали намыливать руки.

Джинджер слегка оперлась о раковину и, согнувшись от усталости больше, чем обычно, глядела прямо в отверстие стока, на воду, закручивающуюся в воронку в стальном рукомойнике, и пузырики мыльной пены на ее поверхности, описывающие круг за кругом, круг за кругом и втягиваемые в воронку...

На сей раз необъяснимый ужас напал на нее без предупреждения, пронзив даже скорее, чем в кулинарии или в кабинете Джорджа Ханнаби в минувшую среду. Все ее внимание сосредоточилось на отверстии для стока воды в умывальнике, которое вдруг стало расширяться перед ее застывшим взором, словно пасть удава.

Выронив из рук мыло, она с визгом отпрянула от раковины, едва не сбив с ног Агату Тэнди и не слыша, что ее окликает Джордж: двери, стены, коридор, все вокруг нее окуталось клубами жуткого пара и затянулось мистическим туманом. Все, кроме стальной раковины, в мгновение ока выросшей до невероятных размеров. Казалось, еще немного — и саму Джинджер засосет в воронку стока вместе с мыльной водой.

«Это самый обыкновенный умывальник, самый обыкновенный», — внушала она себе, но ужас сковал волю и рассудок: еще раз вскрикнув, она с жутким воем помчалась прочь от надвигающейся смертельной опасности.

* * *

Снег — вот первое, что Джинджер реально ощутила.

Крупные пушистые снежинки плавно, словно парашютики одуванчика, опускались мимо ее лица на землю. Она подняла голову и увидела между громадами старых зданий прямоугольник низкого мглистого неба. Волосы и брови ее тотчас же побелели, снежинки таяли на ресницах и растерянном лице, уже и без того мокром от слез, и она поняла, что тихо плачет.

Джинджер поежилась: несмотря на безветрие, было довольно холодно, мороз пощипывал щеки и подбородок, а руки уже почти заиндевели. Холод проник под ее зеленый больничный халатик, и ее всю просто трясло.