Он приятно удивлен и чувствует облегчение, сознавая, что теперь ему не придется быть со своими проблемами один на один. Он женатый человек, и у него есть преданный ему партнер, способный разделить его тревоги.
Он поднимает голову, смотрит на свое отражение в зеркале над мойкой, ухмыляется и произносит:
– Теперь у меня есть жена.
Заметив пятна крови на правой щеке и крыле носа, он тихо смеется и говорит:
– Марти, ты такой неряха. Теперь ты должен измениться. У тебя теперь есть жена, а жены любят чистоплотных мужей.
Вновь переключив внимание на руку, он пинцетом достает осколки стекла.
У него хорошее настроение.
– Завтра первым делом куплю монитор. Он качает головой, удивленный своими ребяческими выходками.
– Ты какой-то не такой, Марти, – говорит он. – Однако, насколько я могу судить, писательская братия должна быть темпераментной, не так ли?
Вытащив пинцетом последний осколок, он держит руку под горячей водой.
– Так больше не может продолжаться. Я напугаю маленьких Эмили и Шарлотту до смерти.
Он снова смотрит на себя в зеркало, качает головой, ухмыляется.
– Ты псих, – говорит он себе так, будто доверительно разговаривает с другом, слабости которого он находит очаровательными. – Ну и псих.
Жизнь прекрасна.
* * *
Свинцовое небо давит своей тяжестью. К вечеру синоптики обещают дождь, который, без сомнения, вызовет в часы пик такие пробки, что некоторым Ад покажется предпочтительнее магистрали Сан-Диего.
Марти бы надо от доктора Гутриджа ехать прямо домой. Он уже заканчивал свой последний роман и работал больше обычного.
Кроме того, он довольно осторожно вел машину, что было для него нехарактерно. Он мысленно проследил свой путь, минута за минутой, и был уверен, что у него не было приступа амнезии и он не звонил Пейдж. Хотя, кто знает, ведь жертвы амнезии не помнят причиненных им страданий, поэтому даже самое скрупулезное воспроизведение событий последнего часа может не установить истину.
Готовясь к написанию своего романа "Один мертвый священник", он собрал информацию о жертвах этой болезни, пропутешествовавших сотни миль и общавшихся за это время с десятками людей, которые позже не могли абсолютно ничего вспомнить. Конечно, пьяный за рулем опаснее, хотя управлять полутора тоннами стали в почти бессознательном состоянии тоже не очень безопасно.
И тем не менее, вместо того чтобы ехать домой, он отправился в городской торговый центр. Сегодня он все равно уже работать не будет, а коротать время за чтением или перед телевизором, дожидаясь Пейдж с девочками, он тоже не сможет: слишком неспокойно у него на душе. Чтобы отвлечься и забыть свои тревоги, он решил пройтись по магазинам. Купил роман Эда Макбейна и компакт-диск Алана Джексона. Дважды он прошелся мимо магазина со сладостями, завидуя людям, поедающим шоколадные чипсы с орешками, но нашел в себе силы и не поддался искушению.
Когда он покидал торговый центр, заморосил холодный дождь. Небо озарила молния, по обложенному тучами небосклону прокатились раскаты грома, и дождь из моросящего перешел в проливной. Марти добежал до "форда", распахнул дверцу и уселся за руль.
По пути домой он наслаждался блеском посеребренных дождем улиц, брызгами из-под шин, вспенивающих глубокие лужи. Вид качающихся пальмовых ветвей, которые, казалось бы, причесывают серые волнистые волосы грозового неба, напоминал ему какие-то рассказы Сомерсета Моэма и фильм старого Богарта. Дождь был редким гостем засушливой Калифорнии, и поэтому явная польза от него и чувство новизны перевешивали создаваемые им неудобства.
Он поставил машину в гараж и вошел в дом через кухонную дверь, наслаждаясь воздухом, наполненным влажной тяжестью и запахом озона, обычным во время грозы.
На затемненной кухне светящееся зеленое табло стоящих на плите электронных часов показывало четыре часа десять минут. Пейдж с девочками должна быть дома через двадцать минут.
Он проходил из комнаты в комнату и всюду включал свет. Их дом выглядел особенно уютным в такие часы: по крыше барабанил дождь, серая пелена дождя надежно ограждала окна от внешнего мира, а внутри было тепло и светло. Он решил включить в гостиной камин и приготовить все необходимое для горячего шоколада, чтобы сварить его сразу, как только приедет Пейдж с девочками.
Но сначала он поднялся наверх, в свой кабинет, проверить, не пришло ли что-нибудь по факсу. Секретарша Поля Гутриджа к этому времени уже должна была передать информацию о графике его обследования в госпитале.
Он надеялся также, что его литературный агент оставил ему сообщение о продаже прав на издание его книг в одной из зарубежных стран либо о предложении снять фильм. Было бы тогда чему порадоваться. Как ни странно, гроза улучшила его настроение, может быть, потому, что ненастная погода позволяла сосредоточить мысли на прелестях домашнего очага. Причину, очевидно, нужно было искать в том, что он по своей натуре был оптимистом и всегда искал повод для веселья, даже тогда, когда здравый смысл подсказывал ему, что более приемлемой в данной ситуации реакцией должен бы быть пессимизм. Он никогда не умел долго предаваться унынию, а начиная с субботы, у него было столько негативных моментов, что их ему хватит на ближайшие пару лет.
Войдя в кабинет, он хотел было включить свет, но передумал, с удивлением заметив, что в комнате горит настольная и рабочая лампы. Уходя из дома, он всегда выключал свет. Однако сегодня, перед тем как ехать к доктору, он был так подавлен странным чувством, что он идет по пути нового, доселе неизвестного бога Джаггернаута, что был не совсем в себе и мог оставить свет включенным.
Вспомнив приступ жуткого страха, случившийся с ним в гараже, когда он был почти выведен им из Строя, Марти почувствовал, как постепенно иссякает запас его оптимизма.
Факс был включен, на что указывала мигающая красная лампочка приема информации, а в специальном поддоне лежала пара листов тонкой бумаги.
Марти не успел еще подойти к нему, как заметил разбитый экран компьютера и торчащие из корпуса осколки стекла. Посередине зияла большая черная дыра. Он отодвинул кресло и в немом удивлении уставился на компьютер.
Клавишная панель была сплошь усыпана зазубренными осколками.
Желудок скрутило, и он почувствовал тошноту и головокружение. Неужели и это сделал он? В приступе амнезии? Поднял с полу какой-нибудь тупой предмет и запустил его в экран, разбив его вдребезги? Его жизнь разрушалась на глазах подобно уничтоженному монитору компьютера.
Вдруг на клавиатуре он заметил еще кое-что, кроме осколков. В тусклом свете ламп он принял это за капли растаявшего шоколада.
Хмурясь, Марти потрогал пятно кончиком указательного пальца. Оно все еще было немного липким и запачкало палец.
Он приблизил палец к лампе. Липкое вещество на кончике его пальца было темно-красного цвета. Это не шоколад.