Пейдж подняла трубку и набрала номер телефона в его машине.
Марти ответил на второй звонок. Она спросила:
– Марти, что, к черту, случилось?
– Пейдж?
– Что все это значит?
– Что ты имеешь в виду?
– Все эти поцелуи, ради всего святого, блаженство, как в кино.
Он молчал, и она могла слышать отдаленный гул мотора "форда". Переключив скорость, он сказал:
– Малыш, ты меня потеряла?
– Ты звонил мне минуту назад и говорил так, будто…
– Нет. Я не звонил.
– Ты не звонил мне?
– Нет.
– Ты шутишь?
– Ты хочешь сказать, что кто-то позвонил и представился мною?
– Да, он…
– У него был мой голос?
– Да.
– Точно такой же?
Пейдж на минуту задумалась.
– Ну, не совсем. Голос был очень похож на твой и в то же время… что-то отличало его от твоего голоса. Это трудно объяснить.
– Надеюсь, ты повесила трубку, когда он стал говорить непристойности?
– Ты… – начала было она, но потом поправилась. – Он первый повесил трубку. И потом, он не говорил непристойностей.
– Да? А как насчет поцелуев в грудь?
– Мне не показалось это непристойным, так как я думала, что это ты.
– Пейдж, напомни мне, дорогая, когда в последний раз я звонил тебе на работу и говорил о поцелуях в грудь?
Она засмеялась:
– По-моему, никогда, – ответила она, а когда он тоже рассмеялся, добавила: – Было бы неплохо время от времени делать это, хотя бы для того, чтобы немного повеселиться.
– Они так и просятся, чтобы их целовали.
– Спасибо.
– И твоя попка тоже.
– Ты заставляешь меня краснеть, – сказала она, и это была правда.
– И твой…
– Это уже становится совершенно непристойным, – сказала она.
– Да, но я жертва.
– Ты уверен?
– Ты позвонила и обвинила меня в том, что я сказал тебе что-то гадкое.
– Да, действительно. Раскрепощение женщин, ничего не поделаешь. Недаром ведь они борются за свои права!
– И когда только это кончится!
Пейдж вдруг осенила тревожная мысль, но она медлила четко сформулировать ее. Быть может, это был действительно Марти, но звонил он в состоянии амнезии, сходном с тем приступом, который случился с ним днем, в субботу, когда он монотонно повторял два этих слова в течение семи минут, а потом ничего не вспомнил бы, если бы не диктофон.
Ей показалось, что ему пришла в голову та же мысль.
Она первая нарушила молчание:
– Что сказал Поль Гутридж?
– Он думает, что это стресс.
– Думает?
– Он договаривается, чтобы меня обследовали завтра или в среду.
– Он не был обеспокоен?
– Нет. Или притворился, что не обеспокоен.
Непринужденная манера поведения Поля уступала место серьезности, когда ему нужно было сообщить своим пациентам что-то важное. Он всегда был прямолинеен и говорил по делу. Во время болезни Шарлотты другие врачи пытались унять тревогу родителей, сглаживая кое-какие моменты, чтобы постепенно подготовить их к худшему. Поль, однако, прямо оценил ситуацию, ничего не скрывая от Пейдж и Марти. Он знал, что никакая полуправда или лживый оптимизм здесь не помогут. И что их нельзя путать с состраданием. Пейдж знала, что если Поль не был обеспокоен состоянием здоровья Марти и этими его тревожными симптомами, то это хороший знак.
– Он дал мне лишний экземпляр журнала "Пипл", – сказал Марти.
– Ты говоришь это так, как будто он дал тебе целую сумку собачьего дерьма.
– Да, но я не на это рассчитывал.
– Это совсем не так плохо, как ты думаешь, – сказала она.
– А ты откуда знаешь? Ты ведь еще не читала статью.
– Я знаю тебя и твою реакцию на подобные вещи.
– На одной из фотографий я похож на Франкенштейна с похмелья.
– Мне всегда нравился Борис Карлофф.
Он вздохнул.
– Теперь мне нужно сменить фамилию, сделать пластическую операцию и переехать в Бразилию. Как насчет того, чтобы забрать девочек из школы, прежде чем я начну заказывать билеты на Рио.
– Я сама заберу их. Сегодня они заканчивают на час позже.
– А, вспомнил. Сегодня понедельник – у них уроки фортепиано.
– Мы будем дома в половине пятого, – сказала она. Ты покажешь мне журнал и можешь поплакаться мне в плечо.
– К черту все это. Я покажу тебе журнал и проведу вечер, целуя твои груди.
– Ты какой-то странный, Марти.
– Я люблю тебя, малыш.
Пейдж повесила трубку, продолжая улыбаться. Он всегда умел заставить ее улыбнуться. Даже в самые тяжелые моменты жизни.
Она отказывалась думать о странном телефонном звонке, о болезни, об амнезии, о фотографиях, на которых он похож на монстра.
"Пользуйся моментом. Наслаждайся им. Цени его".
Она так и сделала. Через минуту с небольшим она связалась по селектору с Милли и попросила ее пригласить в кабинет Саманту и Сина Ачесонов.
* * *
Он сидит в кресле за письменным столом. В своем кабинете. Ему удобно. Он может даже поверить, что уже сидел в нем прежде.
И все-таки он волнуется. Он включает компьютер. Хорошая машина IBM PC, с большим запасом жестких дисков. Он не помнит, чтобы он покупал ее.
Компьютер выдает предварительные данные. Далее на огромном экране появляются слова "Состав основного меню". Вариантов всего восемь: в основном это программные средства обработки текстов.
Он выбирает Word Perfect 5.1, и программа загружается.
Он не помнит, чтобы кто-нибудь учил его, как обращаться с компьютером или пользоваться программой Word Perfect. Он также не помнит, кто научил его пользоваться оружием и ориентироваться на улицах различных городов. Вероятно, его боссы полагали, что для выполнения заданий ему следует владеть элементарными знаниями о компьютере и знать определенные программы.
Изображение на экране проясняется.
Все готово.
В нижнем правом углу голубого экрана белые буквы и цифры сообщают ему, что это документ номер один, страница номер один, строка номер один, позиция номер, десять.
Готово. Он готов писать роман. Это его работа.
Он смотрит на чистый монитор, пытаясь начать работу. Начать, однако, труднее, чем он предполагал.