Логово - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 7

– Носилки, быстро…

Линдзи почувствовала, как ее подняли и положили на носилки. Затем, как двинулись вдоль берега. Лежа на носилках, она видела только человека, шедшего сзади. Дрожащие огни фонариков не давали возможности хорошо разглядеть его, и в их жутковатом отсвете она могла видеть только контуры лица незнакомца и странный, тревоживший ее блеск его стального взгляда.

Бесцветное, как набросок углем, необычайно молчаливое, наполненное движением и тайной, все происходящее вокруг нее и с ней обрело оттенок кошмарного видения. Стоило ей взглянуть назад и вверх на человека без лица, как сердце ее начинало учащенно биться. Непоследовательность и противоречивость полубредового состояния увеличивали ее страхи, и вдруг ей стало казаться, что она умерла, и едва различимые, как тени, люди, тащившие ее носилки, вовсе не люди, а перевозчики мертвых, и что они несут ее к лодке, которая должна перевезти ее через Стикс в мрачную страну мертвых и обреченных.

– Быстрее…

Привязанную к носилкам, почти в вертикальном положении, невидимые ей люди тянули ее на веревках вверх по усыпанному снегом склону. По обе стороны, по колено увязая в снежных заносах, шли двое сопровождавших ее спасателей, направляя носилки и следя за тем, чтобы она не вывалилась из них.

Линдзи поднимали прямо к красным сигнальным огням. Когда она полностью окунулась в их пурпурное сияние, до ее слуха стали долетать возбужденные голоса спасателей и треск и шуршание полицейских переговорных устройств. Когда же она вдохнула в себя выхлопные газы машин, то поняла, что жизнь ее вне опасности.

«А была, видимо, на волоске от небытия», – подумала она.

Обессилевшая, находясь в полуобморочном состоянии и плохо соображая, Линдзи тем не менее расстроилась от того подсознательного стремления, которое просвечивало сквозь эту ее мысль. Была на волоске от небытия? Единственное, от чего она была на волоске, это от смерти. Неужели же до сих пор смерть Джимми – а ведь уже прошло целых пять лет – так действовала на ее психику, что ее собственная смерть казалась ей освобождением от бремени горя?

«Тогда почему же я не сдалась реке? – сама себе удивилась Линдзи. – Почему не прекратила борьбу?»

Из-за Хатча, конечно. Она была нужна ему. Ведь самой ей уже хотелось уйти из этого мира в мир иной. Но она не могла решить это за Хатча; в той ситуации, в которой они оказались, ее уход из жизни означал бы для него неминуемую смерть.

С шумом и треском носилки рывком были подтянуты к краю пропасти и поставлены на землю рядом с каретой «скорой помощи». Лицо ее тотчас запорошил пурпурный снег.

Врал с обветренным лицом и красивыми голубыми глазами вновь склонился над ней.

– Все будет в порядке.

– Я не хотела умирать, – сказала Линдзи.

Но сказала она это не ему. Она спорила сама с собой, доказывая себе, что ее отчаяние от потери сына вовсе не перешло в тайное хроническое эмоциональное стремление соединиться с ним в смерти. Тот образ себя, который рисовался ей в воображении, не включал понятия «самоубийства», и она была неприятно поражена, что в чрезвычайных обстоятельствах именно это побуждение оказалось столь естественной и неотъемлемой частью ее натуры.

На волоске от небытия…

– Разве я хотела умереть? – спросила она.

– Вы не умрете, – сказал врач, вместе с другим спасателем отвязывая веревки от ручек носилок и готовясь погрузить ее в «скорую помощь». – Самое худшее теперь позади.

С полдюжины полицейских машин и карет «скорой помощи» занимали два ряда горного шоссе. Для двустороннего движения – в горы и вниз – использовался третий ряд. За порядком на нем присматривали полицейские в форме. Когда мимо пронесся автобус с туристами, Линдзи почувствовала на себе взгляды прилипших к окнам пассажиров, но автобус быстро исчез в вихрях снега и в клубах выхлопных газов.

«Скорая помощь» была приспособлена для перевозки сразу двух пациентов. Линдзи погрузили на каталку с колесиками и, вкатив ее в фургон, закрепили у левой стенки зажимом с пружинной защелкой, чтобы во время движения машины тележка не ездила взад и вперед. Хатча в такой же каталке поместили справа.

Двое медиков вскарабкались вслед за тележкой и закрыли за собой широкую дверцу. Когда они шевелились, их белые нейлоновые штаны и куртки издавали трущиеся свистящие звуки, которые в узком пространстве фургона казались чересчур громкими.

Взвизгнув сиреной, «скорая помощь» тронулась в путь. Оба медика закачались в такт движению. Опыт позволял им твердо удерживаться на ногах.

Стоя в узком проходе между двумя тележками, они оба все свое внимание обратили к Линдзи. Их имена были нашиты на нагрудных карманах их курток: Дэвид О'Малли и Джерри Эпштейн. Удивительным образом совмещая профессиональную отчужденность с заботливым вниманием, они занялись ею, изредка перебрасываясь короткими, сухими медицинскими фразами, но, когда обращались к ней, тон их незамедлительно становился мягким, участливым и ободряющим.

Эта двойственность их поведения скорее раздражала, чем успокаивала Линдзи, но она была слишком слаба и сбита с толку, чтобы выказывать свое недовольство. Она казалась себе поразительно хрупкой. Непрочной. В памяти всплыла ее собственная картина под названием «Этот мир и мир иной», выполненная в сюрреалистической манере; в центре картины был помещен цирковой акробат-канатоходец, мучимый сомнениями и неизвестностью. Ее сознание напоминало ей туго натянутую проволоку, на которой, покачиваясь, теперь стояла она сама. Любая попытка заговорить с врачами, требовавшая для своего выражения более одного или двух слов, могла вывести ее из равновесия и бросить в черную, зияющую пустоту.

Несмотря на то что мозг с трудом воспринимал многое из того, о чем они говорили между собой, Линдзи все же поняла, что страдает от гипотермии, возможно, даже от обморожения, и что их беспокоит ее состояние. Замедленный ритм сердца, сбои. Затрудненное и короткое дыхание.

Видимо, все же она еще была не так далеко от небытия.

Стоит ей только захотеть…

Бок о бок в ней жили два совершенно противоположных чувства. Если после похорон Джимми она подсознательно желала умереть, то теперь особой радости от такого исхода не испытывала, хотя, с другой стороны, ничего дурного в этом не усматривала. То, что с ней случилось, должно было случиться, и в ее теперешнем состоянии, когда эмоции были так же подавлены, как и все пять ее основных чувств, ей было все равно, что с ней произойдет. Эффект гипотермии сказался на инстинкте самосохранения столь пагубно, сколь пагубно сказывается на нем алкогольное опьянение.

Но вот в какое-то мгновение в просвете между двумя врачами на соседней каталке Линдзи заметила Хатча, и тревога о нем моментально вывела ее из состояния полуобморока. Он был слишком бледным. Не просто белым. А с каким-то сероватым, нездоровым оттенком. Его лицо, повернутое к ней, с закрытыми глазами и чуть заметно приоткрытым ртом, выглядело так, словно по нему прошлось пламя, оставив после себя только обугленное на костях мясо.