Логово - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 105

И с этого момента Хатч снова вернулся в "мицубиси", связь с сумасшедшим убийцей на время прервалась, но ужас от увиденной коллекции, хоть и не был уже столь острым, как раньше, остался, а сама коллекция так и стояла перед глазами во всех своих страшных подробностях. Он обернулся к Линдзи, вспомнив, с каким мужеством вела она себя тогда в горах, в ледяной воде, в ту ночь, когда спасла его. Этой ночью ей вновь могут понадобиться все ее мужество и вся ее сила воли.

– "Мир фантазии", – быстро проговорил он, – помнишь, там когда-то был страшный пожар, сейчас парк бездействует, он направляется туда. Ради всего святого, Линдзи, гони что есть духу, прижми педаль к полу и не отпускай. Эта сука, эта паршивая, сумасшедшая паскудина хочет снести ее вниз к своим мертвецам!

И они помчались как ветер. И хотя она ровным счетом ничего не поняла из того, что он говорил, они мчались на восток с такой скоростью, с какой по этому шоссе ехать было небезопасно, и вскоре, оставив позади себя последние пучки близко отстоящих друг от друга огоньков, понеслись еще быстрее, все дальше и дальше от мира цивилизации, все ближе и ближе к миру непознанного.

Пока Кари исследовала содержимое кухонного холодильника, чтобы найти подходящие компоненты для салата, Джоунас отправился в гараж взять из морозилки вырезку для бифштексов. Сквозь вентиляционные отверстия в помещение проникал свежий, прохладный ночной воздух. Джоунас приободрился. Он остановился у двери из кухни в гараж и, чтобы немного прояснить голову, стал медленно и глубоко дышать.

Ему сейчас ничего не хотелось, может быть, только еще пару глотков вина, но он не желал, чтобы Кари видела его пьяным. К тому же, хотя на завтра у него не было запланировано никаких операций, никто не застрахован от непредвиденных ситуаций, в которых своевременные и квалифицированные действия реанимационной группы могут оказаться решающими; он чувствовал ответственность перед своими потенциальными пациентами.

Когда на душе бывало уж слишком тяжело, у него мелькала мысль вообще отойти от реанимационной медицины, полностью посвятив себя сердечно-сосудистой хирургии. Когда он видел, что спасенный пациент возвращался к полезной деятельности, к семье, к любимой работе, большей награды он и не желал. Но в критический момент, когда пациент, которого он собирался вернуть к жизни, еще только лежал на операционном столе и Джоунас практически ничего не знал о нем, его грызли сомнения, не возвращает ли он миру зло, от которого тот только что так удачно избавился. Это было больше чем обычная проблема нравственного выбора; это было тяжелейшим бременем ответственности, которую он добровольно взваливал на свои плечи. Будучи человеком глубоко религиозным – хотя и у него бывали сомнения, – он во всех случаях полагался на Бога. "Поскольку, – рассуждал Нейберн, – мои разум и умение даны мне Богом, у меня нет возможности предугадывать Его намерения и отказывать какому-либо пациенту в помощи по своему разумению".

Фактор Джереми, однако, разрушал эту стройную концепцию. Если он возвратил Джереми к жизни, а Джереми убивал ни в чем не повинных людей… От этой мысли можно было сойти с ума.

Прохладный воздух больше не бодрил его. Морозцем теперь продирал он по коже.

Ладно, обед так обед. Два бифштекса. Филе миньон. Чуть пожаренные, заправленные острым соусом. Обычный салат, но без приправы, надо, пожалуй, только немного выдавить на него лимон да чуточку присыпать черным перцем. Может быть, все-таки у него и впрямь проснулся аппетит? Он почти никогда не ел говядину; но сегодня можно позволить себе это удовольствие. Как хирург, оперирующий на сердце, он был свидетелем печальных, а порой и роковых последствий мясной диеты.

Он подошел к морозильнику, стоявшему в одном из углов гаража. Нажал на защелку и открыл крышку.

Внутри увидел Мортона Редлоу, недавно представлявшего своей персоной "Сыскное агентство Редлоу", бледного с сероватым оттенком, словно высеченного из мрамора, под тонким налетом изморози. На лице ломкой коркой застыла запекшаяся кровь, а на том месте, где должен был находиться нос, зияла ужасная пустота. Глаза были открыты. И смотрели в вечность.

Джоунас не отшатнулся. Как хирург, он был подготовлен к разного рода ужасам и сюрпризам биологического свойства и не чувствовал омерзения к трупам. Просто, когда увидел Редлоу, что-то в нем навеки угасло. Умерло. И сердце его превратилось в такую же ледышку, как и у мертвого детектива. Веры в Бога больше не существовало. Никакой. В какого Бога? Но не было и чувства отвращения к представшей перед ним страшной картине, и он не отвел от нее взгляда.

В негнущихся пальцах правой руки Редлоу он увидел сложенную вдвое записку. Мертвец легко расстался с ней, так как мертвые пальцы, прижатые убийцей к записке, усохли в морозильнике и больше не сжимали ее.

Онемевшими пальцами Нейберн развернул письмо и сразу же узнал аккуратный почерк своего сына. Посткоматозной афазии у него не было и в помине. А умственная задержка была не чем иным, как удивительно тонкой и, тщательно продуманной хитростью.

Он прочел: "Дорогой папочка: чтобы похоронить его по всем правилам, станут искать его нос. Он у него в заднице. Слишком часто совал он его не туда, куда надо, поэтому я всунул его туда, где ему и место. Если бы он вел себя по-умному, я был бы с ним повежливее. Прошу прощения, сэр, что огорчаю вас своим поведением".

Линдзи вела машину на предельной скорости, выжимая из "мицубиси" все, на что та была способна, не обращая внимания на неровности и шероховатости шоссе, явно не рассчитанного на такую скорость. Чем дальше к востоку они забирались, тем меньше попадалось им встречных машин, что можно было считать везением, особенно когда на одном из слишком крутых поворотов Линдзи выскочила на встречную полосу.

Снова надев на себя ремень безопасности, Хатч по установленному в их машине телефону позвонил в справочное бюро, выяснил номер приемной Джоунаса Нейберна, позвонил туда и попал на оператора. Та приняла его телефонограмму, совершенно сбившую ее с толку. И, хотя она искренне обещала "немедленно" передать его сообщение доктору, Хатч сомневался, что они вкладывали в это слово одинаковый смысл.

Теперь, когда все вдруг стало на свои места, он понимал, что раньше это произойти никак не могло. Теперь, в свете познанного, вопрос, заданный ему в понедельник во время медосмотра Джоунасом, обрел совершенно новую значимость. Верит ли Хатч, спросил тот, что зло – это результат поступков людей, или же оно представляет собой реальную силу, некое присутствие, существующее в мире отдельно от нас, само по себе? Рассказ о том, как его сын-психопат зарезал свою мать и сестру, а затем сам покончил жизнь самоубийством, теперь четко соединился в сознании Хатча с видением вяжущей на спицах пожилой женщины. С коллекциями Джоунаса. С коллекцией его сына. Сатанинское начало в видениях несомненно шло от богомерзкого сына, в безумстве своем восставшего против отца, для которого религия составляла главную опору в жизни. И наконец, у него и у Джереми Нейберна была одна общая, очевидная связь, неразрывно соединившая их, – чудесное воскрешение из мертвых, сотворенное руками одного и того же человека.