Гунны – страх и ужас всей Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Акунов cтр.№ 58

Ореол непобедимости, окружавший Флавия Аэция, странным образом померк, как только гунны перестали безоглядно гнать своих коней туда, куда он им указывал, и метать свои стрелы во врагов «последнего из римлян» ради приумножения его могущества. Безудержный в своем стремлении к воинской славе «триумфатор секулорум», лишившийся» подддержки гуннских «сил быстрого реагирования», в одночасье оказался вынужденным прибегать к интригам, в лихорадочных поисках новых союзников. Великий примиритель римского народа с гуннским неожиданно стал ловким маклером, преследующим чисто римские интересы. Даже такой романофил как Теодор Моммзен считал, что «Аэций (…) фактический правитель Западной империи на протяжении десятилетий, предстает, при ближайшем рассмотрении, в менее благоприятном свете…». Но в тем большем блеске предстает отныне на арене мировой истории другой бывший заложник – гуннский царь Аттила.

Несмотря на свое очевидное вырождение, римляне по-прежнему обладали двумя несомненными преимуществами перед варварами. Они все еще оставались более сообразительными и способными быстрее реагировать на внезапное изменение ситуации. Когда Ругилу поразила молния (?) и вместо него над гуннами воцарились «фратриархи» Бледа и Аттила, к югу от Истра, видимо, сразу сообразили: у Европы появился новый повелитель.

О том, как именно это произошло, не сообщает никто из античных писателей. Да и действия Бледы с Аттилой в пределах гуннской великой державы упоминались очень скупо, кратко и лишь фрагментарно. Однако из этих скупых сообщений со всей очевидностью следует, что человек, ведший теперь, вместо павшего жертвой молнии (?) Ругилы, переговоры с Восточной Римской империей, был весьма перспективным политиком, способным мыслить масштабно. Прошли те времена, когда гунны довольствовались добычей, захваченной, при случае, то тут, то там. Когда главным содержанием гуннской, так сказать, внешней политики были набеги, грабежи и «бои местного значения». В то время как Бледа, вероятно, правивший одной из восточных гуннских областей, почти не упоминался греко-римскими хронистами и комментаторами, Аттила недвусмысленно и откровенно возвестил о наступлении новой эпохи в гуннско-римских отношениях. Правда, поначалу только своему противнику в Восточном Риме (но имея в виду и Рим Западный, куда при Валентиниане III была формально временно возвращена императорская резиденция, при сохранении Равенны в качестве последнего убежища на крайний случай).

Соответствующие переговоры начались еще при жизни Ругилы. Именно он, как мы уже упоминали ранее, если верить Приску Панийскому, направил во Второй Рим на Босфоре своего посла, «Эслу, обыкновенно служившего ему при распрях с римлянами (у Приска, писавшего свою «Готскую историю» по-гречески – «ромеями»)», или, в другом варианте перевода: «Ислу, и прежде употребленного в дело для прекращения возникшего между ними и Римлянами несогласия». Имя посла Ругилы – Эсла (Исла) мало что говорит нам о гуннском посланце. Кроме того, что он явно не был ни римлянином, ни германцем. Надо думать, Эсла принадлежал к числу тех выдающихся дипломатов, которые курсировали между самодовольно уповающими на свое могущество варварами и придворными интриганами Нового Рима. Причем курсировали, видимо, небезуспешно. Но были и другие желающие заняться этим делом. Ибо установление хороших отношений между «ромеями» и гуннами сулило немалые выгоды.

Ветхий и Новый Рим казались балансирующими на грани гибели. Новый властитель Европы сидел, среди шатров и конских табунов, где-то в Паннонии (нынешней Венгрии), северней Истра. Следовало как можно скорее представиться Аттиле и, возможно, предложить ему свои услуги:

«Римляне предположили послать посольство к уннам (гуннам – В.А.); быть послами выразили желание Плинта и Дионисий, из коих Плинта был родом скиф, а Дионисий – фракиец; оба oни предводительствовали войсками и исправляли у римлян консульскую должность. Но так как предполагалось, что Эсла возвратится к Руе (Ругиле – В.А.) раньше этого посольства, то Плинта послал вместе с ним одного на своих родственников Сенгилаха, чтобы уговорить Рую вести переговоры с ним, а не с другими римлянами…» (Приск).

Вот он, Новый Рим, вот суть восточно-римской дипломатии, во всей своей красе! Два кандидата на должность посла, а точнее – два соперника в борьбе за эту должность – выжидали, чтобы не прибыть в ставку гуннского владыки, не дай Бог, одновременно! Один из них – Плинта (вариант: Плинфа), согласно Приску, скиф (т. е., очевидно, гунн) придерживался договоренности. Другой (фракиец, т. е., очевидно, материковый грек) тоже выжидал (ведь он же еще не был утвержден в должности), но его агент был уже в пути, чтобы (наверняка, с помощью щедрых даров – любили гунны золотишко римское, чего уж тут греха таить!), подготовить в гуннском стане почву для своего господина Дионисия. Впрочем, дорогостоящая подготовка почвы оказалась излишней. Ругилу поразила молния (?). А новый государь – Аттила – не желал вести переговоры с гунном-перебежчиком, продавшимся жалким «ромеям» за золото. Золото, которое всякому гунну полагалось, по неписаным законам, отбирать у римлян, как военную добычу, и сдавать ему, Аттиле. Плинта получил должность посланника. Причем, с учетом новой, осложнившейся, ситуации, (восточно-)римским сенатом (в соответствии с древней традиционной формулой, в действительности же все важные вопросы давно уже решал император со своим ближайшим окружением – консисторием, в то время как сенат-синклит лишь освящал это решение своим авторитетом, хотя формально считалось, что все делается наоборот) в помощь ему был дан Эпиген, «пользовавшийся величайшей славой за свой ум» мастер интриги, перед чьим острым умом не смог бы, как предполагалось, устоять никакой Аттила.

«По утверждении этого решения императором (Восточного Рима – В.А.) Плинта выразил желание, чтобы вместе с ним отправился послом Эпиген, пользовавшийся величайшей славой за свой ум и занимавший должность квестора. Когда его избрание также состоялось, они оба отправились послами и прибыли в Марг; это был город иллирийских мезийцев, лежавший на реке Истре против крепости Констанции, расположенной на другом берегу; сюда собрались и царские скифы (посланцы скифского, т. е. гуннского, царя, а точнее – гуннских царей, ведь гуннами тогда еще совместно правили Бледа и Аттила – В.А.). Они устроили съезд вне города, сидя на конях, так как у варваров не было в обычае вести совещания спешившись; поэтому и римские послы, заботясь о своем достоинстве, явились к скифам с соблюдением этого же обычая чтобы не пришлось беседовать одним на конях, а другим пешими… что римляне не только на будущее время не будут принимать прибегающих из скифской земли, но выдают и перебежавших уже вместе с римскими военнопленными, прибывшими в свою страну без выкупа, если не будет дано по восьми золотых за каждого беглеца приобретшим их во время войны» (Приск).

Вопрос о перебежчиках имел всегда первостепенное значение, покольку контролировать границы в описываемую эпоху было крайне сложно, даже если они проходили по рекам. Гунны ненавидели перебежчиков, поскольку римляне могли зачислить их (и зачисляли) в свое войско. Что могло в один прекрасный день привести к встрече одних гуннов с другими в бою в качестве противников. Для римлян же каждый гуннский перебежчик был желанным гостем. А бегство каждого пленника означало для гуннов утрату шанса получить за него с римлян желанный выкуп. Кроме того, Восточная Римская империя обязывалась «не вступать в союз с варварским народом, поднимающим войну против уннов; ярмарки должны быть равноправны и безопасны для римлян и для уннов» (Приск).