Он сразу всё понял и не стал скрывать разочарования. Сник, глаза потухли.
— А-а-а… значит, у продавца всё-таки был перстень.
Да, у продавца кулона оказался ещё и перстень. Я написал ему две недели назад, просто так, на удачу, даже ни на что не надеясь. И вскоре получил короткий ответ и несколько снимков. Тщательно изучил фотографии и убедился, что это точная копия кольца. Повезло… Но цена! Пришлось ополовинить заначку — эти деньги я откладывал на покупку нового телефона. Жаль, но что делать.
— На свои купил? — без интереса спросил Игорь. — Зря… Николай всё равно не поверит.
— Носи при себе. Если он тебя поймает, то отнимет перстень, а ты отделаешься парой оплеух, в худшем случае.
Макаркин кисло улыбнулся, мол, так себе перспектива, а я продолжил убеждать:
— Николай сам ни в чём не уверен. Было кольцо, кто-то сказал, что его похоронили с покойницей… А точно ли то самое? Вдруг Анка оставила его себе, а в гробу копия?
— Это вряд ли, — вздохнул Игорь и вдруг будто окаменел, уставился на меня тяжёлым взглядом и переспросил: — Как ты сказал?
Я не понял:
— Сказал что?
— Про Анку. Откуда ты узнал это имя?
— Ты говорил.
— Ничего. Я. Не говорил! — отчеканил Игорь. Он, конечно, увидел мою растерянность, и это только добавило уверенности. — Ты украл перстень! Как же я сразу не догадался! Он всё время был у тебя!
Макаркин отшвырнул в угол кольцо, за которое я заплатил свои кровные деньги, схватил меня за грудки и прижал к стене.
— Отдай, сука!
Я несильно толкнул Игоря в грудь:
— Отвяжись! Нет у меня ничего, можешь обыскать!
Макаркин пошатнулся, зацепил ногой стул и упал.
— Врёшь!
— Не вру!
И ведь не врал: перстень так и лежит на дне рюкзака, в коробочке из-под крема.
— А откуда ты узнал?! — прохрипел Игорь, поднимаясь.
Внезапно меня осенило, что-то щёлкнуло в голове.
— Успокойся, сейчас объясню.
— Ну-ну, валяй! — не спускал с меня потемневших глаз Макаркин.
— Подними кольцо… денег стоит, между прочим.
Я сел за стол, налил себе в стакан минералки и начал:
— Когда мы раскопали могилу, а потом спали в лесу… помнишь? Тогда мне и приснилась старуха Мельникова. Она сказал, что беда будет, надо отдать перстень Анке. Я не знаю, кто такая Анка, но подумал, что дочь.
— И ты украл и отдал ей?
— Нет, ничего не отдавал.
Прозвучало искренне, потому что и в самом деле не отдавал. Пытался, но ведь не отдал.
Игорь сверлил меня взглядом, он и верил и не верил. Потом тяжело вздохнул и отвёл глаза.
— Мельникова называла свою дочь Анкой. Не Аней и не Анной, а вот так. И когда ты сказал, то… в общем, извини, Глеб.
— Да ладно, ерунда. Забыли.
Я переоделся и пошёл колоть дрова для печки. Махал топором, разбивал поленья — монотонная работа успокаивала — и вспоминал бешеные глаза Игоря. И жалел, что не догадался прикопать перстень в могилу Мельниковой.
* * *
Анна Никитична развела в тёплой воде немного стирального порошка, протёрла рамы, затем стёкла с обеих сторон. Тщательно, до скрипа вытерла скомканной газетой.
— Погода-то какая стоит… душа радуется!
Старуха Клавдия будто не услышала и ответила невпопад:
— Умру я скоро, Анка.
Та обернулась и растерянно посмотрела на мать, бессильно опустила руки. С тряпки на пол закапала мутная вода.
— Видение было?
Мельникова погладила кончиком пальца перстень, вздохнула:
— Он молчит о смерти, жалеет или что… Сама знаю.
— Мнительная ты, — покачала головой Анна и подумала: «Да с чего ей умирать? Здоровье как у молодой, без очков сидит шьёт, даже морщин почти нет. Может, кольцо её бессмертной сделало?»
— Не-ет… Бессмертен Бог и Ангелы, — ответила мать.
— Не читай мои мысли!
— Так они сами читаются… Дом продай и поезжай к себе. Спасибо, помогла ты мне. Досмотрела, не бросила. — Старуха сняла перстень, положила на ладонь и сказала: — Прими, Анка, из рук в руки прими.
Анна испуганно молчала. Давно она ждала этого разговора, много раз мысленно отвечала, приводила доводы, а сейчас растерялась. Сколько помнила себя, всегда в их доме толпились люди. Летом ждали на улице, рассаживаясь на лавке и вынесенных табуретах, в холода томились в сенях и узкой прихожей. Страждущие не знали ни выходных, ни праздников. Мать никому не отказывала. Она могла стать очень богатой, но не стала; за помощь брала гостинцы, редко — деньги, если очень настаивали.
— Не могу… такая ответственность… — пробормотала Анна.
Мать погрустнела, опустила плечи.
— К плохому человеку колечко попадёт — беда будет, ой какая беда… Но нет так нет. Потом ещё спрошу, авось передумаешь. Не примешь — со мной схорони. Тайно, чтоб никто не знал.
— Всё сделаю, не беспокойся.
…Обманутая старость как будто спешила наверстать своё за прожитые годы. Прошёл месяц, Клавдия сильно сдала: похудела и сморщилась, по утрам с трудом вставала с кровати и едва ковыляла по дому на негнущихся ногах. В один из дней она едва не упала с высокого крыльца, и дочь совсем запретила выходить из дома. А потом Мельникова слегла окончательно.
Как-то под вечер старуха слабым голосом подозвала Анну:
— Анка, поди сюда… сядь.
Сняла перстень с тонкого, как палочка, пальца и протянула на ладони.
— Нет-нет, что ты, я не могу… боюсь.
Старуха увидела округлившиеся от страха Анкины глаза и отступилась.
— Не хо-очешь… Что же, неволить не стану… Помни, что раньше говорила: кольцо не продавай, хоть какие деньги предлагать станут… Сделай, как условились. — Долго смотрела на заходящее солнце, на небо, на зелёную берёзу, что росла у забора и слабо улыбнулась: — Хорошо… летом и умирать хорошо… не замёрзну в своей домовине. Иди, Анка, я отдохнуть хочу.
Ночью Мельникова умерла. Анна Никитична перекрестилась, сняла с руки матери перстень и заперла его на ключик в ящик комода.
Она была уверена, что сохранила тайну, что никто не видел, как незаметно надела на палец покойницы кольцо и прикрыла накидкой. А что сунулся к гробу Женька, внук соседки, Анна оставила без внимания.
* * *
Николай ждал у остановочного павильона. В три затяжки палил сигареты, бросал окурки под машину и нетерпеливо поглядывал на змейку грунтовой дороги. Мелькнула зелёная майка, лысый разглядел мальчишку и пробормотал: «Наконец-то…»