Душа тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 30

— Хватайте его все! Навалитесь разом! — приказал Морсфаген.

Мутант дико бился, катаясь в крови. Наконец он ухватился за перильца и перекинулся через них. Тело ударилось об пол с отвратительным хрустом ломающихся костей, содрогая воздух, заливая кровью плитки пола, хватая и кусая всех, кто пытался подойти к нему. Для Ононе существует друзей, поэтому другого от него нельзя было ожидать.

Вдруг стало очень тихо.

Неподвижно простертое на полу, залитое кровью тельце казалось похожим скорее на раздавленное насекомое, чем на бывшее вместилище человеческого существа.

Они долго смотрели на тело. Потом Морсфаген повернулся ко мне со злобой, которую я когда-то презирал.

— Ты убил его, — констатировал он, на этот раз без ненависти, и обернулся к солдату по имени Ларри:

— Арестуйте его. Уберите ублюдка с глаз моих!

Ларри поднял карабин и ухмыльнулся. Очень уж ему нравилось пускать его в ход. Пока он крадучись приближался ко мне, словно маньяк-убийца в ночи, я начал думать, что даже бессмысленная оболочка мутанта куда более человечна, чем этот парень. В этих глазах было мало человеческого.

— Стой, где стоишь, — сказал я. Но он, конечно же, не послушался. Я потянулся к нему, коснулся, взял его. Лицо солдата стало пустым, и он остановился.

— Какого черта... — начал было Морсфаген. Я коснулся всех тех, кто находился в комнате, повергнув их в состояние, подобное сну, который не был сном, состояние, близкое к смерти, но все же не бывшее смертью. Они больше не стояли у меня на пути, и я мог сосредоточиться на том, что намеревался совершить. Я вошел в их разумы с особенной осторожностью, которой раньше у меня не было, и силы такой не было. Я просмотрел их жизни, их неврозы и психозы, осторожно распутал клубки, которые скатываются в душе каждого человека годами. Очнувшись, они станут эмоционально и ментально устойчивы — впервые в жизни. Старые страхи и тревоги перестанут им мешать, и их личности (которые всю жизнь выстраивались именно так, чтобы удовлетворять потребности, порождаемые теми же страхами и тревогами) окажутся совершенно изменены. Но к лучшему, уверяю вас, к лучшему. Я был Богом, и не мог ошибаться.

А иначе зачем бы вам поклоняться мне?

Я отвлекся от разумов людей, находящихся в комнате, хотя и не вернул никому сознания. Мне не нужна была их помощь, чтобы повелевать приливами и поднимать бури в небесах. А тем паче для того, чтобы внести в картину мира гораздо более серьезные изменения, как я того хотел.

И начал придавать Земле новый облик, наслаждаясь своей божественностью, — мне было слишком хорошо...

И тут, в палате госпиталя на верхнем этаже комплекса Искусственного Сотворения, где на полу лежало мертвое окровавленное тело мутанта, я познал величайший триумф в своей жизни. Я унесся далеко от этих белых стен, хотя так и не встал с кресла. Летел над морями и континентами без помощи тела — даже без аналога его, — вмещающего мою психическую энергию. Я мог творить чудеса, и хотя и не превращал воду в вино и не оживлял мертвых, но делал кое-что другое, о да, другое.

В первую очередь проник на нижние уровни и нашел то место, где родился, где пластиковая утроба вынашивала меня. Это было отнюдь не сентиментальное путешествие и не желание вернуться в эти холодные родные стены, но горькая и сладостная месть.

Я послал мое сознание вниз, через перекрытия этажей огромного здания, через штукатурку и облицовку, пластик и сталь, через электрические схемы. Я проходил сквозь сознания других людей, но не остановился, чтобы изменить их: я жаждал того противостояния, о котором мечтал годами.

Эдипов комплекс?

Не совсем. Я не стремился убить отца и жениться на матери — всего лишь хотел убить свою мать и обрести свободу. Определенно в этом желании было что-то от любви, но это “что-то” можно было с легкостью выбросить из головы.

Я добрался до двух самых нижних этажей, которые принадлежали инженерам-генетикам. Хитроумные механизмы покрывали стены от пола до потолка: процессорные блоки, банки памяти и прочее, что управляло всем, начиная от температурного режима до ДНК-РНК-баланса в искусственной сперме и яйцеклетке. На приподнятых на разную высоту платформах располагались контрольные панели, за которыми работали люди.

В каждом зале все внимание было сосредоточено на утробе — большом квадратном баке со стенками толщиной в три дюйма. Среди прочей мелочи там плавали тонкие нити. В центре находились непроводящие пластиковые стенки, на которые имели выход провода, доносившие данные до компьютеров. Там были электроды — десятки тысяч, и масса всего прочего. В этих баках плавали крохотные создания, скопления клеток, которые еще не обрели человекообразия.

Мать...

Утроба, тьма, тишина, вибрация, которую скорее чувствуешь, чем слышишь...

Там было около восьмидесяти техников и медиков — и все чем-то заняты. Я простер свою божественную силу и взял под контроль их разумы. Работа замерла, разговоры оборвались. А затем отвел их с рабочих мест туда, где они будут в безопасности.

Я обследовал это помещение, и ощущение силы вскипало во мне. Впервые я осознал свою божественность и понял то, над чем никогда прежде не задумывался. Я понял, что не в состоянии обрушить месть на человека вроде Морсфагена — мой гнев обратился в жалость, — но никогда не смогу пожалеть машину, бесчувственную вещь. Моя месть всегда должны быть направлена против идей и вещей, против конструкций, рожденных этими идеями, а не против самих людей. Людей стоит пожалеть из-за их тупой слепоты, но творения этой тупости, идеи и идеалы, основанные на ней, не заслуживают ничего, кроме отвращения и презрения.

Мне подумалось, что это чувство власти над искусственной утробой похоже на, то, которое испытывал охранник в Гробнице, представляя себе, как убивает родителей в постели. Как и он, я восстал против некоторых фундаментальных установок моей жизни, против искусственного семени и жаркой утробы, которые породили меня (хотя бы и с помощью восьми десятков инженеров, техников, медиков и программистов).

Я поднял свой воображаемый топор над символической головой своей матери и стал смаковать разрушение...

Помышлял ли Иисус уничтожить Марию? Вряд ли. Но я отверг это видение Бога, потому что был совсем другим.

Я расколол поверхность стен, содрал с них пластик и штукатурку, обнажил змеящиеся провода и вырвал их изнутри, заставив механизм содрогаться, вызвав тяжелые механические спазмы и конвульсии. Машина билась в агонии, извергая дым вместо слез и крови.

Я выдрал контакты клавиатур, с помощью которых осуществлялось программирование, и впечатал их в пол.

Утробы больше не соединялись с мозгом, и он не мог сообщить им, что делать дальше.

Оборудование, ведущее обработку данных, задымилось. Катушки магнитофонов еще крутились, схемы еще работали, искали в электронной памяти ответы, которых не было.