Московские коллекционеры - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Семенова cтр.№ 84

«Милый Антоша, во-первых, управляйся со своими делами в Питере по возможности скорее, ибо отсутствие Herr Professor'a очень чувствительно. Хотя мы и работаем по-прежнему, но ваше отсутствие приводит нас в какое-то мрачное и болезненное состояние», — торопит приятеля Илья и сообщает, что Владимир Егорович Маковский приступает к занятиям в классе и лично он намерен посещать Школу, иначе говоря Училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). Как следует из личного дела потомственного почетного гражданина И. С. Остроухова, 21 октября 1886 года им было подано прошение в совет Московского Художественного общества с просьбой принять его в число вольных посетителей МУЖВЗ и внесена плата.

«Кроме школьных занятий, которые кончаются в 7 часов, мне хотелось бы продолжать работу с 8 до 10 вечера в мастерской, — пишет он Серову, напоминая не забыть привезти лампу для вечерних занятий, — но при условии, что и ты вместе со мной будешь работать. Иначе, увы, работа у меня пойдет вкривь и вкось. Если же ты не хочешь… я стану потихоньку работать один, и наступит час, когда ты будешь плакать, а я торжествовать. Итак, любезнейший друг Антон, образумься, наконец, и не забывай глубокомысленных слов Менцеля: "Упражняться, упражняться"».

Серов отлично понимает, как важно «упражняться», и вместе с Ильей начинает посещать Школу. С ними в классе учится и жена Поленова. «Наталья привезла с собой обедать своих новых школьных товарищей — Семеныча и Антона», — сообщает Елена Поленова Елизавете Григорьевне Мамонтовой. Все между собой не просто давно знакомы, но еще и состоят в родстве: Наталья Васильевна Поленова, урожденная Якунчикова, приходится Е. Г Мамонтовой двоюродной сестрой.

Вольные посетители имеют множество преимуществ. Прежде всего — свободу передвижения. «Разболтались мы как-то с Серовым в нашей мастерской об Италии… Подбили Мишу и Юру Мамонтовых. Вчетвером и веселей и дешевле… Это будет удовольствие первый сорт». Маршрут заграничной поездки составил Илья. Ехать наметили в конце апреля или начале мая. Стали копить деньги и готовиться.

«Готовление это состояло, главным образом, в том, что мы стали читать книги по истории Италии и искусству, а я — заносить в особую тетрадь разные заметки и выдержки из читаемого, составлять нужный нам своего рода Бедекер: в городах, где мы наметили останавливаться, я отмечал то, на что надо обратить особое внимание, на какие мозаики и статуи, кто автор того или иного памятника, время создания его и пр., - вспоминал Остроухов историю тетради в черном клеенчатом переплете (которая, кстати, сохранилась), исписанную на разных языках, в зависимости от того, из какой книги брался материал, и испещренную разноцветными подчеркиваниями. — И с книжкою заметок в кармане и накопленными деньгами (у кого 450, у кого 500 рублей) мы в самом веселом настроении духа тронулись в путь… за старшего был я».

Старшинство выразилось еще и в том, что Илью выбрали казначеем. Он же, будучи человеком предельно аккуратным, скрупулезно подсчитывал расходы и очень волновался, чтобы не превысить ежедневный бюджет, определенный в 50 франков. Денег у всех было в обрез. Серов собрал нужную сумму уроками, за которые получал по пять рублей, а главное, благодаря тремстам рублям задатка за заказной плафон. У Остроухова деньги появились благодаря Третьякову, купившему на выставке его этюд.

Остроухову скоро тридцать. Его «Золотая осень» попала в Галерею, что для художника — высший балл. Он признан как пейзажист. Но перед каждой выставкой страшно волнуется, что его работы не примут. В феврале 1889 года жюри общего собрания ТПХВ действительно не принимает один из пейзажей. «Одна Семеныча отказана, а именно дорога с корявыми деревьями. У Левитана отказана зеленая картина с желтой дорогой. Семеныч очень приуныл и спрашивает, может ли это повлиять на выбор в члены», — пишет Поленов жене. Зато два других пейзажа — «Первая зелень» и «Серый день» — приняты (и получают соответственно 15 и 14 баллов — больше только «Пустынник» Нестерова). Из москвичей помимо Остроухова на выставку проходят Нестеров, Иванов, Архипов, Хруслов, Пастернак, Поленов, Ярцев, Левитан. «В члены никто не избран. Воображаю разочарование Семеныча, ну да это полезно. Твоя правда, что его в Петербурге не любят, — пишет Поленов жене. — Если так дело пойдет, то многие уйдут из Товарищества… Семеныч рвет и мечет… Завтра открытие выставки и обед. Как-то он пройдет! Семеныч грозится, что сделает скандал…»

Для тщеславного Остроухова перейти из экспонентов в члены Товарищества было принципиальным вопросом. Экспонент целиком зависел от жюри. Елена Поленова писала о жалком «состоянии ожидания» перед каждой выставкой: примут — не примут. Чтобы тебя признали как художника, надо выставляться у передвижников — иной возможности показать свои работы публике, а следовательно, продать, не существовало. Для Третьякова звания и регалии не имели особенного значения, поэтому на XVII выставке ТПХВ он отдал предпочтение экспонентам. «Третьяков купил у наших приятелей их картины и этим сделал двух вполне счастливых людей. "Письмо с Родины" Пастернака и Нестеровского "Пустынника". Он купил еще "Весну" у И. С., - сообщает Елена Дмитриевна Поленова Елизавете Григорьевне Мамонтовой. — Вчера вечером был у нас Семеныч и играл места из Нибелунгов Вагнера, которые пойдут здесь на днях».

Спустя несколько недель в растрепанных чувствах Остроухов уезжает в Крым, вовсе не предполагая, насколько кардинально изменит его жизнь эта поездка.

С первого появления в Леонтьевском прошло пятнадцать лет. Остроухов сделался у Мамонтовых настолько своим, что никому и в голову не приходит сомневаться в их родственных связях. Анатолия Ивановича он считает вторым отцом, Мария Александровна его главный конфидент, а Юра с Мишей — самые близкие друзья-приятели. Не обходится, как и положено в романах, без неразделенной любви к дочери своего покровителя. Если не брать в расчет пленявших его артисточек или встреченных в путешествиях милых дам («Что здесь за народ, в особенности женщины! Расскажу дома, что это за удивительные создания. Я уже влюбился…»), единственная прочная сердечная привязанность — Танечка Мамонтова. Прямых подтверждений тому в остроуховской переписке найти не удалось, хотя из намеков Серова об этом нетрудно догадаться; возможно, что-то обнаружил Марк Копшицер, подробно изучавший мамонтовский архив и помянувший в своей книге о С. И. Мамонтове застенчивого и неуклюжего Остроухова, исписывавшего «мельчайшим почерком десятки изящнейших записных книжек излияниями по поводу своего чувства».

Но Танечка нескладного, долговязого, лысеющего очкарика в качестве кавалера не рассматривала и замуж собралась совсем за другого. В марте 1889 года состоялась помолвка Татьяны Анатольевны и Григория Рачинского ^[148], ровесника Остроухова, бывшего, по воспоминаниям знавших его, выдающимся литератором, прекрасным переводчиком и человеком огромной эрудиции. Женщинам кажется, что страдают только они, а мужчины существа бездушные. На самом же деле те просто иначе устроены и переживать еще как могут, и с жизнью от несчастной любви сводить счеты, особенно чувствительные натуры, подобные Остроухову. «Я думаю, тебя это должно порядком волновать. Все-таки она тебе дорога. Я это знаю, дороже всех девиц Мамонтовского круга…» — сочувствовал приятелю Серов. Волновать — это слабо сказано. «Измена» обожаемой Танечки окончательно лишила его надежды войти в мамонтовскую семью, о чем он конечно же втайне мечтал.