Листья шелестели в уши.
Эльга прошла по мосткам, двинулась на звуки пилы и топоров. Воины оглядывались на нее. Раздетые до торса, в синих штанах, они прерывали борьбу или бои на деревянных мечах и смотрели на нее как на диковину.
– Госпожа мастер.
Те, что поближе, сгибались в поклонах.
Остроконечный верх палатки серел впереди, граничная межа изгибалась правее, вокруг было зелено, невидимый, шумел ручей.
Местность, отнесенная к Яблонцам, малой частью все же была распахана, коричневый язык пашни тянулся по склону, уступом спускаясь к рябиннику и меже, а вот владения Ружина, как и виделось изначально, представляли собой густые заросли.
Там, где сейчас стояла палатка для листьев, был ровный, разъезженный участок. Колеи шли и от Яблонца, и от Ружина. Видимо, на этом месте раньше происходила торговля или обмен. Но возможно, подумала Эльга, что молодые Ружи здесь на кулаках выясняли отношения с молодыми Башквицами.
Или наоборот.
От забора пока имелись лишь два угловых столба. Третий, срединный, вгонял в яму деревянным молотом сам распаренный, потный, снявший горжет и рубашку господин Некис.
Бумм! Бумм!
Мышцы перекатывались по мускулистому телу, булыжниками вспухали на плечах и предплечьях, делили спину надвое. Молот взмывал к выглядывающему из-за холмов солнцу. Опускался.
Бумм!
– Хэкк! – коротко выдыхал господин Некис.
Вздрагивала земля. Сменщик господина Некиса, рыжеволосый крупный парень, лениво наблюдал с чурбака за тем, как столб медленно приближается по высоте к собратьям. Руки его устало скрещивались между колен.
Поодаль в три пилы пилили на доски установленные на «рога» бревна, сыпались рыжие опилки. Под присмотром двух воинов мальчишки и девчонки от семи до двенадцати лет охапками таскали листья с телег, застывших по разные стороны межи. Слева – Башквицы. Справа – Ружи.
Воины внимательно следили, чтобы дети не сцепились. Впрочем, это не мешало малолетним задирам переругиваться.
– Ружи – придурки!
– Башквицы – воры!
– Только встретьтесь нам.
– А вы – нам.
– Дурачье!
– Слабо вечером к Соеме прийти?
– Да вы честно драться не умеете!
Девочки показывали языки, мальчишки корчили рожи и исподтишка грозили кулаками. Шелестели листья. Эльга заглянула в палатку – две темно-зеленые кучи, вырастая из общего основания, поднимались на уровень ее груди.
Надергали, конечно, как попало. Осина, рябина, молодой дуб, смородина. Часть листьев измята, часть оборвана по-живому. Впрочем, Эльга на другое и не рассчитывала. Потому и запросила побольше.
Она опустила сак.
– А вы мастер, госпожа? – спросила девочка лет семи, остановившись рядом.
Темненькая, кареглазая, она несмело улыбнулась. Зубов во рту недоставало.
– На печать ее посмотри, – громко сказал мальчик, скинувший ворох листьев в свою кучу. – Все Башквицы – тупицы!
– Сам дурак! – крикнула девочка, убегая к телеге. – Все Ружи – дураки!
– Беги-беги.
Эльга, вздохнув, пошла за девочкой. У телеги ее встретил настороженный бородач, снял шапку.
– Госпожа мастер.
Дети спрятались за колесом.
– Долгой жизни. Как зовут? – спросила Эльга.
– Осип, – сказал бородач, – Осип Башквиц.
Крупные губы, крупный нос, густые брови. Лоб со складкой. Осина, лещина, чертополох. Во всем любит порядок, основательный, строгий.
– Мне нужно еще полтелеги листьев, Осип, – сказала Эльга. – Сколько в Яблонце живет людей?
– Так за четыре десятка. Может, пять, если со старухами считать.
– Тогда вези старух. И детей. И еще, кого сможешь. Человек двадцать.
– Так все в поле да на огородах, госпожа мастер.
– Собирай, Осип. Это вам нужно.
Губы Башквица тронула улыбка.
– Мне?
– Всему Яблонцу, – сказала Эльга. – Или я с Ружами договорюсь. Кому лучше будет?
Бородач нахмурился.
– Что ж, мы приедем, госпожа мастер.
– После полудня.
– Хорошо. – Осип Башквиц прищурился. – А что делать-то?
– Стоять, – ответила Эльга.
Она вернулась к палатке, а затем, провожаемая взглядом господина Некиса, направилась к телеге Ружей. Бумканье кувалды прекратилось. Влажная земля чавкала под башмаками, подол платья приходилось поддергивать вверх.
– Долгой жизни, – поздоровалась она с рябым длиннолицым мужчиной лет тридцати в коричневой свитке.
– Долгой, – ответил тот, помедлив. – К Башквицам ходили?
– Ходила.
– А к нам че?
В голосе его проскользнул вызов.
– И к вам пришла.
– А эти че, отказали?
Эльгу такой разговор не устраивал.
– Может, скажете, как вас зовут? – спросила она.
Мужчина раздумчиво пошевелил лицом, но промолчал. В пустую телегу за его спиной тихо забрались дети.
– Значит, мне с Башквицами работать? – спросила Эльга. – Что ж, так даже лучше.
Мужчина скрипнул зубами.
– Ристак, – сказал он, глядя на Эльгу светло-зелеными глазами. – Меня зовут Ристак Руж.
Руж.
Он был та же осина, тот же чертополох. Вместо лещины – каймой – тополиные листья. Разницы, впрочем, было мало. Откуда, спрашивается, такая вражда, алым всполохом, лисьим хвостом, нитями через межу?
Волосы рыжеватые, на щеке – царапина. А характер – вредный, едкий, обидчивый.
– В конце, наверное, стоит добавить «госпожа мастер», – сказала Эльга, удивляясь самой себе.
– Госпожа мастер, – с неохотой повторил Ристак.
– А я – мастер Галкава. Сейчас мне нужны еще полтелеги листьев, а завтра после полудня я жду Ружей сюда.
– Всех?
– Двадцати человек хватит.
– А Башквицы?
– Что – Башквицы?
– Им чего?
– А то же самое, но сегодня.
Ристак Руж качнул головой. Помолчал, затем кивнул.
– Хорошо… госпожа мастер. Ну что, братцы? – обернулся он к детям, мгновенно веселея. – Отвезем госпоже мастеру еще листьев?
– Да-а!
Дети закричали и запрыгали.
– Ну-ка, тихо! – прикрикнул на них Ристак. – Телегу опрокинете.
У палатки застучали молотки. Тук-тук-тук. Пальцы дернулись, подхватили ритм, принялись вязать воздух. Им дай дерево и листьев, они бы – ух! Там Башквицы, здесь Ружи, там осина, здесь осина. Если все удастся…