– С удовольствием. – Деодор отряхнул ладони от хлебных крошек. – Обязуюсь быть честным, хотя, конечно, мой интерес…
Он умолк, когда букет оказался в его руках.
Эльга не видела его лица. Но ей и не надо было видеть. Странная связь между ними еще держалась, и она будто собственными губами ощущала, как вянет и горчит легкомысленная, предвкушающая улыбка.
Что это?
Перехватило дыхание. Растерянность в изумленно расширенных зрачках. Густой, тревожный звон в голове.
Бом-м!
– Это я? – произнес вдруг Деодор.
– А есть сомнения? – спросила Унисса.
Господин Кеммих не ответил.
Он смотрел в букет долго и пристально, и кровь то приливала к его щекам, то отступала, сменяясь синеватой бледностью.
Что там осталось от улыбки?
– Это я, – прошептал Деодор, и в его голосе послышалась радость узнавания. – Госпожа мастер, это я. Весь я.
Он прижал букет к свитке. На глазах его заблестели слезы.
– Вы понимаете, – сбивчиво заговорил Деодор, – я и не знал… Я забыл. Я утратил… Нет, не то, не так… Я не могу выразить. Это словно зеркало протереть, на него налипло всякое, годы, разочарования, и вот заново. Ведь все еще можно изменить?
Он с надеждой посмотрел на Униссу.
– Да, господин Кеммих, все еще можно изменить, – кивнула мастер.
Деодор снова взглянул на букет.
– Я знаю как, – тихо сказал он.
– Мы очень рады. Эльга, – позвала Унисса.
Эльга встала.
– Да, мастер Мару.
– Подойди.
Листья были всюду.
Эльга поплыла на голос, утопая в них сначала по щиколотку, потом – по подол платья. Воздух касался губ бледными лепестками, ловил дыхание.
Как Свия в воду, Эльга погрузилась в лиственный мир. Сил сопротивляться ему не было. Можно ли утонуть?
Шаг, другой. Шелест и шелест.
– Господин Кеммих, моя ученица справилась с заданием?
– Госпожа мастер, я могу?
– Да.
Эльга почувствовала, как ее взяли за руку.
Воздух уступил место липовому узору, репейным щекам, малиновому рту, свитке из капустных листьев. Огоньку чарника где-то под. В стороне ива и чистотел сплетались в невысокую женскую фигуру, алый мак и твердый ясень, ясный взгляд, отросшая солома волос. Вроде и гадать не надо, где Унисса, а где пухлый Деодор, но листья будто нарочно перетекали от одного к другому.
Потом Эльга поняла, что Деодор, встав на колено, осторожно прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони. Рядом с печатью.
– Не вам, девушка, а мне быть вашим слугой.
– Я просто делала что умею, – сказала Эльга.
Слова были лепестки льна, удивительно-голубые, они, проплывая, терялись внутри лиственного Деодора.
– Кажется, ты слегка перестаралась, – сказала Унисса, когда господин Кеммих с букетом вышел в дверцу у ворот. – В следующий раз работай мягче. И папоротник и осот – не самое лучшее сочетание.
– Это плохо? – спросила Эльга, помогая мастеру убирать со стола.
– Нет. Ты – молодец. Ты подарила ему самого себя. Но можно было сделать лучше, тоньше. Увы, ты пока не грандаль.
– С южной сливой?
– В том числе.
Эльга задумалась.
– Все, не стой, – сказала ей Унисса, – иди-ка наверх, выспись.
– Я не хочу, – сказала Эльга, вокруг которой кружились, шелестели, звенели листья. – Я же целого человека набила!
Мастер улыбнулась.
– Дурочка, ты же спишь на ходу!
– Нисколько!
– Пойдем, пойдем.
Ступеньки мягко подкидывали Эльгу вверх. Рыцек – одуванчик, шигула, вереск – путался под ногами.
– Я уже почти мастер? – спросила Эльга.
– Узнаешь завтра, – пообещала Унисса.
– Вы очень твердая, – сказала Эльга. – И очень добрая. А я, наверное, заслуживала хворостины. Не сейчас, раньше.
– Возможно.
– Я так испугалась, что вы меня Деодору отдадите, что у меня букет как-то само собой…
– На это и было рассчитано. Все, спи.
Эльга обнаружила себя в кровати и удивилась, как быстро и незаметно это произошло. Определенно память играла с ней в прятки.
И время…
– А можно сделать букет из времени? – спросила она.
– Он будет горький, – сказала Унисса.
– Как из осота?
– Скорее, как из полыни. – Мастер накрыла Эльгу одеялом. – Букет из времени всегда горек. Спи уже.
В ней не все было правильно.
Эльга видела в фигуре Униссы неровно лежащие, взлохмаченные листы, видела накрытую чарником трещинку, она даже протянула пальцы – поправить.
Но весь букет из окружающего тут же осыпался сухой тьмой.
Она проспала почти до полудня и, если бы не солнце, вздумавшее заглянуть в окно и жаркой ладонью тронуть лоб и щеку, встала бы ближе к вечеру.
Рыцек лежал в ногах.
– Ну-ка!
Эльга растолкала кота, и тот сначала потянулся, выгнул спину, цепляя одеяло когтями, а потом с немым укором посмотрел на хозяйку.
– Сам виноват, – сказала ему она, усаживаясь на кровати.
Рыцек чихнул.
– Ну, это понятно, – кивнула Эльга, подвязывая растрепавшиеся волосы. – Чихать ты на меня хотел. Только учти: я все равно тебя люблю.
Кот, помедлив, мягко спрыгнул на пол и выскользнул в приоткрытую дверь, махнув на прощание хвостом.
Вот она, кошачья благодарность!
– Эльга! – донесся из глубины дома голос Униссы.
– Да, мастер Мару!
– …тала?
– Да!
– …кайся вниз! – послышалось сквозь скрип половиц и шум льющейся воды.
– Сейчас!
Эльга соскочила на пол. Что-то будет!
Да! Она сделала букет Деодора! Человеческий букет! Она видела, какой он. Она набила саму суть его.
Ах, какая я молодец!
Эльга закружилась по комнате, которая то взрывалась листьями и, будто бахромой, прорастала по углам мягкими лепестками, то становилась обычной и уже не такой привлекательной, ворчливо отзываясь на шелест маленьких ступней.
Радость переполняла девушку.
Теперь ведь что? – думала она. Теперь мы сможем работать с мастером вместе! Мы поедем в фургоне по краю и будем предлагать свою помощь всем, кто ее попросит.