Вот и Мелани с Лаурой эти спокойные, скромные комнаты могли сослужить неплохую службу, хотя бы на одну ночь. Лаура надеялась, что здесь они будут в безопасности от той странной силы, что преследовала их, что силе этой не удастся найти эту квартиру, как не нашли ее молодые бандиты и судебные исполнители.
Эрл включил воздушный кондиционер, пошел на кухню, чтобы сварить кофе.
Лаура попыталась заинтересовать Мелани горячим шоколадом, но девочка отказалась. Двигаясь, как лунатик, она прошла к самому большому креслу в гостиной, забралась на него, подсунула ноги под себя и уставилась на свои руки. Вытягивала их перед собой, сгибала, массировала. Переплетала пальцы, рассоединяла, переплетала вновь. И при этом с таким живым любопытством смотрела на них, словно не понимала, что это ее руки, и думала, что видит двух маленьких зверьков, играющих у нее на коленях.
Кофе разогнал холод, вызванный короткой прогулкой от автомобильной стоянки до квартиры, но ничего не мог поделать с другим холодом, причиной которого стала их неожиданная и нежеланная встреча с неведомым.
Пока Эрл звонил в агентство, чтобы доложить о переезде из дома в Шерман-Оукс, Лаура стояла у окна в гостиной, держа кофейную кружку обеими руками, вдыхая ароматный пар. Смотрела на озера теней и островки зеленого и синего света, когда первые капли дождя забарабанили по стеклу и листьям.
Где-то в ночи что-то преследовало Мелани, что-то, находящееся за пределами человеческого понимания, неуязвимое существо, оставлявшее свои жертвы в таком виде, будто они побывали в машине для прессовки мусора, которую выключили лишь после того, как их основательно обжало. Учеба в университете, подготовка докторской диссертации дали Лауре знания, с помощью которых она со временем, возможно, могла вывести Мелани из квазиаутичного состояния, но ни университет, ни сама жизнь не подготовили ее к встрече с Неведомым, с этим Оно. Демон ли это, дух, физическая сила? Всего этого не существовало. Правильно? Не существовало. И однако… что-то Дилан и Хоффриц выпустили на свободу? И почему?
Дилан верил в сверхъестественное. Периодически он увлекался тем или иным направлением оккультизма и тогда становился более нервным, буквально с пеной у рта доказывая свою правоту. В эти периоды он очень напоминал Лауре ее мать, потому что его несгибаемая вера (и постоянные разговоры об этом) в оккультизм, по сути, ничем не отличалась от религиозного фанатизма и суеверий, которые так ужасали ее в Беатрис. Эта увлеченность оккультизмом стала одной из причин, заставивших Лауру подать на развод: она не хотела в своей жизни напоминаний о страхе, которым было пропитано ее детство.
Теперь же она попыталась вспомнить, что именно увлекало Дилана, какие области оккультизма вызывали его особый интерес. Стремилась вспомнить что-то такое, что могло хоть как-то объяснить происходящее с ними, но ничего важного не вспоминалось, прежде всего потому, что она отказывалась его слушать, когда он начинал говорить о таких вещах. Она полагала, что все это — горячечные фантазии… а может, и безумие.
В противовес иррациональности и доверчивости матери, Лаура строила жизнь исключительно на логике и здравомыслии, доверяя только тому, что могла видеть, слышать, щупать, обонять, чувствовать. Она не верила, что треснувшее зеркало означает семь лет несчастий, не бросала соль через плечо. Если предоставлялся выбор, она всегда проходила под лестницей, а не обходила ее, прежде всего чтобы доказать, что в ней нет ничего от матери. Она не верила в дьявола и демонов, не верила, что в человека может вселиться злая душа, которую потом можно изгнать. В глубине Души она чувствовала, что бог есть, но не ходила в Церковь и не ассоциировала себя с одной из религий.
Она не читала истории про призраков, не смотрела фильмы про вампиров и вервольфов. Не признавала мистицизм и ясновидение.
И хотя логика и здравомыслие составляли фундамент, на котором строилась жизнь, она понимала, что глина жизни должна замешиваться на ожидании чуда, уважении к непознанному, непредвзятости в суждениях. Иначе хрупкая глина высохнет, треснет и рассыплется. Мать полагалась исключительно на религию и суеверия, что являлось свидетельством ее психического нездоровья. Но, возможно, не следовало бросаться в другую крайность. На поверку выходило, что вселенная гораздо более сложная, чем ей представлялось раньше.
Что-то затаилось в ночи.
Что-то такое, чего она не понимала.
И это что-то, это Оно, хотело добраться до Мелани.
Но даже теперь, когда Лаура стояла у окна, смотрела в дождливую ночь, осознав, что в ней могут таиться загадочные и даже сверхъестественные существа, она пыталась найти более рациональное объяснение, отыскать злодеев из плоти и крови. Она слышала, как Эрл разговаривает с кем-то из сотрудников агентства, и внезапно поняла, что только «Калифорния паладин» знает, где сейчас находится она и ее дочь. На мгновение подумала, что допустила ужасную ошибку, поступила глупо, позволив увезти себя из-под надзора ФБР, оборвать все контакты с друзьями, соседями, полицией. На Мелани нацелилось не только невидимое Оно, но и реальные люди, вроде наемного убийцы, которого нашли на автостоянке у больницы. А если у этих людей есть контакты с «Калифорния паладин»? Если Эрл — палач?
Хватит!
Она глубоко вдохнула. Еще раз.
Она же на грани истерики. И ради Мелани, если уж не ради себя, обязана успокоиться и не распускаться.
27
Дэн выскочил из дома Реджины, захлопнул за собой дверь, но не направился к своему автомобилю. Подождал, прижавшись ухом к двери, и его подозрительность оправдалась: он услышал мужской голос. Во время их разговора в доме находился еще один мужчина.
И теперь этот мужчина был вне себя от ярости. Он орал, а Реджина называла его Эдди и отвечала на его крики кротким голоском. Раздался безошибочный звук крепкой оплеухи, за которым последовал ее вскрик, в котором слышалось чуть-чуть боли, чуть-чуть страха, но в основном наслаждение и возбуждение.
На улице дул ветер, ветви со скрипом терлись друг о друга, поэтому Дэн слышал далеко не все, что говорилось в доме. Но он понял, почему Эдди злился на Реджину: она рассказала слишком много. Реджина пыталась объяснить, что не могла не рассказать Дэну все, что знала. Дэн не спрашивал ответов, он их требовал, а главное, требовал со знанием дела. Она же — существо покорное, смысл, цель и радость ее жизни—в повиновении, ее удел — делать то, что ей говорят. Эдди и его друзья, сказала она, любили ее такой, хотели, чтобы она была такая, и она не могла с ними быть одной, а с остальными — другой. «Разве ты не понимаешь, Эдди? Разве ты не понимаешь?» Он, скорее всего, понимал, но ее объяснения не могли утихомирить распирающую его ярость. Он отвесил ей еще несколько затрещин, которые, судя по крикам, только еще сильнее возбудили ее.
Дэн двинулся вдоль фасада, к ближайшему от двери окну. Он хотел взглянуть на Эдди.
Сквозь зазор между портьерами увидел часть гостиной и мужчину лет сорока пяти. Рыжеволосого, усатого, в черных слаксах, белой рубашке, серой шерстяной жилетке, галстуке-бабочке, с лицом постаревшего, избалованного ребенка. В его внешности было что-то женственное, но движениями он, наоборот, напоминал петуха, ходил, выпятив грудь, расправив плечи. И тем не менее выглядел слабаком, напоминая школьного учителя английского языка, которому с трудом удается держать класс под контролем. Он определенно не относился к тем мужчинам, которые в общении с женщинами при первом удобном случае давали волю рукам. Скорее всего, он не посмел бы ударить и Реджину, не будь она такой, какой создал ее Хоффриц. Потому что другая женщина могла дать сдачи.