И почти сразу же вдоль берега начали мелькать деревья, оглядываться на крепость стало несподручно. И так по протоке они гребли ещё с четверть часа, не меньше. Когда проплывали мимо казачьего секрета, Костюков в последний раз дунул в трубу.
А потом их вынесло на Колыму и подхватило. Но они выгребли из стрежня и мало-помалу двинулись к противоположному, правому, берегу, который был ещё очень далеко и расплывался в дымке.
Через Колыму они гребли не меньше часа. Хорошо ещё, что ветер дул с моря, и течение не так сносило. Но всё равно они все крепко вымахались, даже привычные к такому делу юкагиры, поэтому когда они наконец догребли до того берега, то первым делом вытащили лодки на сухое и сделали небольшой роздых, а уже потом погребли дальше.
Ну а дальше было так – они свернули на Пантелееву протоку, и уже по ней, и только уже за полдень, выгребли на Малый Анюй…
Но никаких чукчей и никаких оленей они там не увидели – ни на воде и ни на берегу. Капитан велел остановиться. Все остановились. Капитан встал в лодке, осмотрелся по сторонам, по-прежнему ничего не увидел, повернулся к Илэлэку и недобрым голосом спросил:
– Ну и где наши чукчи?
Илэлэк вместо ответа молча указал на Панюйко, сидящего в передней лодке. Капитан посмотрел на Панюйко. Тот, ничего не отвечая, высоко поднял руку, сделал вид, будто прислушивается, а потом велел своим гребцам плыть к берегу, и указал, куда. Гребцы туда и поплыли. Тогда и капитан велел своим гребцам плыть за Панюйкой. Так они, в две лодки, и подплыли к берегу, и там, на песке, капитан увидел множество оленьих следов. Панюйко вышел из лодки и начал ходить туда-сюда, рассматривать следы, порой он даже наклонялся нюхать их… А после сказал, что это не те следы, не тех оленей, то есть они не Атч-ытагыновы и не Илэлэковы.
– Но Атч-ытагын, – вдруг прибавил Панюйко, – укрылся где-то совсем недалеко, я его чую! Поэтому надо плыть дальше и убить его! Или, если ты мне не веришь, тогда надо возвращаться домой, пока не поздно.
Капитан подумал и сказал:
– Нет, мы пока что поплывём дальше. А там я ещё подумаю.
И они так и поплыли дальше, теперь уже всем войском, и больше ничего примечательного в тот первый день на том Малом Анюе не случалось. Капитану это не понравилось, и поэтому, когда все сели ужинать, он сказал, что хочет провести военный совет, и велел призвать к нему Ефимова, Шалаурова, Илэлэка и Панюйко. Шалауров и Ефимов пришли сразу. После, немного погодя, пришёл Панюйко. Капитан спросил у него, где тойон. Тойон, ответил Панюйко, не может прийти, он хворает.
– Что это ещё за хворь такая на него вдруг напала? – спросил капитан.
– У него в ушах крепко гудит, – сказал Панюйко. – Ничего не слышит!
– Отчего это так?
– А это те почуяли, что мы за ними идём, вот и напустили на него порчу.
– А почему, – улыбаясь, спросил капитан, – только на него одного они её напустили, а на нас с тобой нет?
– Э! – также с улыбкой ответил Панюйко. – Я к этому привычный, меня порча не берёт. А вас я своим бубном прикрыл, и они мой бубен не пробили.
– Ладно, – сказал капитан. – Вижу, у тебя на всё ответы есть. Тогда ты вот на что ответь: где мой названый брат Григорий и где тойон Атч-ытагын, сколько ещё нам за ними гоняться?!
Панюйко помолчал, подумал, посчитал по пальцам и ответил:
– Я тебе завтра про это скажу. А если не скажу, можешь отрубить мне голову, и я уворачиваться не стану и отводить твою руку не стану.
– А разве можешь руку отвести? – с любопытством спросил капитан.
– Это любой шаман может, – ответил Панюйко. – На это много уменья не надо. А вот не увернуться, когда можешь увернуться, вот тут надо много смелости.
– А ты завтра уворачиваться не будешь?
– Нет, конечно! – с гордостью сказал Панюйко. – Да и зачем мне уворачиваться? Я или скажу, как оно есть на самом деле, или умру, как ты хочешь.
Капитан покачал головой, повернулся к Шалаурову, сказал:
– Никита Павлович, налей ему.
Шалауров взял баклажку, начал наливать.
– Нет-нет, – торопливо воскликнул Панюйко. – Мне этого не надо. Тени предков, с которыми я буду сегодня ночью совещаться, не любят запаха горючей воды.
Тут он поднял голову и посмотрел на небо, улыбнулся и прибавил, что предки уже сошлись и развели костёр, теперь ему нужно идти к ним, а не то они крепко на него обидятся. С этими словами Панюйко поднялся, поклонился капитану и пошёл к своим. Капитан смотрел ему в след и молчал. Шалауров вдруг сказал сердитым голосом:
– Да врёт он всё! Ничего он завтра нам не скажет. Придумает ещё какую-нибудь отговорку!
– Вот это верно, – прибавил Ефимов. – Будет водить нас за нос! Будет водить, водить, пока к своим не заведёт, и там нас передавят как гусей!
– И что ты тогда предлагаешь? – спросил капитан.
– Идти обратно! Покуда не поздно!
– А как же адъюнкт?!
На что Ефимов только засверкал глазами и ответил:
– Нет давно никакого адъюнкта! Зарезали они его и отнесли мясо на капище, и там его птицы склевали!
– Не болтай чего не знаешь! – очень сердито сказал капитан. – Пойдём и будем искать дальше, пока не найдём!
– Скорее свою смерть найдём! – сказал Ефимов.
– Это уже что кому на роду написано, – сказал уже спокойней капитан. – За адъюнктом идти и с адъюнктом остаться, это, конечно, невелика радость. Да только без него вернуться – это ещё хуже! Ты в Якутске в канцелярии бывал? Дыбу в подвале видел? И тебя же там не так просто встретят, а сразу спросят: куда девал петербургского гостя? Его к нам государыня прислала, скажут, а ты, подлец, его не досмотрел. А вот кнута тебе! А вот…
И капитан замолчал, посмотрел на Ефимова. Тот ничего уже не говорил, и головы не поднимал, смотрел в землю.
– Вот то-то же! – уже почти душевным голосом прибавил капитан. – Идите, голуби, и отдыхайте пока что, а там посмотрим.
И Ефимов с Шалауровым поднялись и ушли. А капитан устроился поудобнее, кликнул Синельникова, велел проверить посты, а сам лёг на бок, закрыл глаза… И сразу же подумалось: вот дураки! И вот имей с такими дело! Ну да Шалауров так ещё дурак, по глупости, а Ефимов дурак по приказу, и поэтому только вернёмся, он тут же побежит к Хрипунову докладывать, что я когда и где сказал не так, и почему не так, и Хрипунов сразу пошлёт человека в Якутск, это у них так водится…
Ну и так далее. Капитан лежал, подумывал о том, об этом и заснул. Спал он, конечно, чутко, то и дело просыпался, смотрел, как Ефимов со своими караулит. А после со своими караулил капитан.
Утром они быстро собрались и двинулись. Шёл мелкий дождь. Панюйко, плывший на передней лодке, то и дело вертел головой и громко принюхивался. На берегах никого видно не было. Капитан несколько раз оглядывался, смотрел на Илэлэка, а вот Илэлэк на него не смотрел, а отводил глаза. И так же и Панюйко был очень мрачен.