И Кеннбек склонялся к тому, чтобы ему поверить. Конечно, следовало помнить и о том, что совпадений не бывает. Кристина Эванс, скорее всего, совершенно не сомневалась в официальной версии случившегося в горах, ничего не знала о проекте «Пандора», когда решила эксгумировать тело сына, но она крайне неудачно выбрала время.
Если женщина ничего не знала о том, что официальная версия не имеет ничего общего с действительностью, Сеть могла бы использовать ее мужа и особенности американского судопроизводства, чтобы оттянуть вскрытие могилы. А тем временем агенты Сети раздобыли бы тело мальчика в той степени разложения, какому подверглось бы тело Дэнни после годичного пребывания в гробу. А потом они бы тайно, ночью, когда кладбище закрыто, вскрыли могилу и положили в гроб останки псевдо-Дэнни, заменив камни, которые лежали там сейчас. И горюющая мамаша реализовала бы свое давнее желание увидеть останки сына.
Это была бы сложная операцию, над которой постоянно висела бы угроза провала. Но риск не выходил за пределы допустимого, и никого бы не пришлось убивать.
К сожалению, Джордж Александер, глава Невадского бюро Сети, не обладал терпением или надлежащими умственными способностями, чтобы определить истинные мотивы женщины. Он предположил самое худшее и предпринял соответствующие действия. Когда Кеннбек сообщил Александеру о запросе Элиота на вскрытие могилы, глава бюро отреагировал незамедлительно, ударив наотмашь. Убийство Элиота планировалось выдать за самоубийство, женщина погибла бы при пожаре, ее муж — от инфаркта. Две первые, организованные в крайней спешке попытки убийства провалились. Страйкер и женщина исчезли. И теперь вся Сеть оказалась по уши в дерьме.
Когда Кеннбек отвернулся от фрегата, раздумывая над тем, а не порвать ли ему контакты с Сетью, прежде чем ее обломки утащат на дно и его, в кабинет вошел Джордж Александер, стройный, элегантный мужчина. В туфлях от «Гуччи», в дорогом костюме, с золотыми часами «Ролекс». Аккуратно подстриженные каштановые волосы уже засеребрились на висках. В его ясных, зеленых глазах читалась скрытая угроза. При улыбке левый уголок тонкогубого рта под тонким прямым носом и высокими скулами чуть поднимался, придавая лицу озорное выражение, но на тот момент шефу бюро было не до улыбок.
Кеннбек знал Александера уже пять лет и презирал с первой встречи. Подозревал, что чувство это взаимно.
Отчасти этот антагонизм вызывался тем, что родились они в совершенно разных мирах, и оба гордились своим происхождением, с пренебрежением относясь к тем, кто не был им ровней. Гарри Кеннбек вышел из бедной семьи и всего добился сам. Александер, наоборот, происходил от пенсильванской семьи, разбогатевшей и занявшей заметное положение в обществе в середине девятнадцатого века, а то и раньше. Кеннбек вырвался из бедности благодаря уму, трудолюбию и несгибаемой решимости добиваться своего. Александер понятия не имел о тяжелой работе. Он сразу поднялся наверх, как принц, священное право которого — править.
Кеннбека раздражало лицемерие Александера. Все его семейство он не мог назвать иначе, как сборищем лицемеров. Александеры гордились историей своего служения обществу. Многих из них различные президенты США назначали на те или иные высокие должности в федеральном правительстве, некоторые занимали министерские посты, входили в руководство президентской администрации, но никто и никогда не баллотировался на выборную должность. Знаменитые пенсильванские Александеры всегда боролись за гражданские права меньшинств, за равенство, независимо от цвета кожи, выступали за отмену смертной казни, поддерживали самые разные идеалистические идеи. И при этом многие члены семьи сочетали эту самую борьбу со службой в ФБР, ЦРУ, других спецслужбах, то есть в тех самых организациях, которые они публично критиковали. И вот теперь Джордж Александер возглавлял Невадское бюро первой в стране тайной полиции, и факт этот не слишком уж давил на его либеральную совесть.
Кеннбек всегда исповедовал крайне правые взгляды. Считал себя непреклонным фашистом и совершенно этого не стыдился. Еще молодым человеком, только поступив на службу в одно из разведывательных ведомств, Гарри крайне удивился, обнаружив, что не все люди в шпионском бизнесе разделяют его ультраконсерватизм. Он ожидал, что коллегами будут суперпатриоты, но среди них хватало и леваков. Со временем Гарри, однако, понял, что и крайне правые, и крайне левые стремятся добиться двух главных целей: навести в обществе порядок, которого само общество добиться не может, и поставить население под жесткий контроль сильного государства. В средствах достижения этих целей правые и левые отличались, но и те и другие считали себя достойными войти в правящую элиту после того, как центральная власть подомнет под себя всю страну.
«По крайней мере, я честен в своих мотивах, — думал Кеннбек, наблюдая за приближающимся Александером. — И на людях, и в узком кругу я говорю одно и то же, чего у него нет и в помине. Я — не лицемер. Я — не такой, как Александер. Господи, какой же он самодовольный подонок».
— Я только что говорил с людьми, которые держат под наблюдением дом Страйкера, — сообщил Александер. — Он еще не появлялся.
— Я же сказал, что он и не появится.
— Рано или поздно появится.
— Нет. Лишь когда убедится, что ему уже ничего не грозит. Раньше — нет.
— Он обязательно обратится в полицию, и тогда мы до него доберемся.
— Если бы он думал, что получит помощь от ко- пов, давно бы обратился. Но он не обратился. И не обратится.
Александер посмотрел на часы.
— Тогда придет сюда. Я уверен, он горит желанием задать тебе множество вопросов.
— Конечно, конечно. С удовольствием спустил бы с меня шкуру, — кивнул Кеннбек. — Но он не придет. Во всяком случае, этим вечером. Со временем да, но будет это не скоро. Он знает, что мы его ждем. Знает, как играть в эту игру. Не забывай, он сам в нее играл.
— Это было давно, — нетерпеливо отмахнулся Александер. — Он уже пятнадцать лет штатский. Из формы вышел. Даже если у него был заложенный от природы талант, теперь он не такой профи, как прежде.
— Как раз об этом я тебе и толковал. — Кеннбек отбросил со лба прядь седых волос. — Элиот — далеко не дурак- Он был лучшим молодым офицером из всех, кто служил под моим началом. И талант у него от природы. Теперь его не назовешь ни молодым, ни зеленым. А если учесть, что у него прибавилось и жизненного опыта, то он стал еще более серьезным противником.
Александеру слушать это не хотелось. Пусть две санкционированные им операции провалились, Александер по-прежнему верил в себя: не сомневался, что в результате они своего добьются.
«Он всегда был чертовски самонадеянным, — думал Кеннбек. — И обычно без веских на то причин. Если бы этот сукин сын знал, сколько у него недостатков, его погребли бы под собой обломки рушащегося эго».
Александер направился к огромному столу из кленового дерева, обошел его, сел на стул Кеннбека с высокой спинкой.
Судья бросил на него злобный взгляд.