В ту же секунду перед моим мысленным взором возникают образцы запахов: домовые крысы, кремниевые филаменты и что-то еще, только я не могу понять, что именно. Но что-то знакомое, заставляющее меня думать о работе, о цели.
– Примерно час назад один из шести реакторов в установке был отключен от Интернета. Произошло аварийное отключение, которое невозможно было остановить из-за… повреждений в системе электрооборудования. Перед этим мы заметили ряд мелких нарушений во внутренней системе безопасности. Мы считаем, что эти трое задержанных успели запустить что-то в станцию.
– Дрон, – говорит Кэрол. – Вот же дерьмо!
Это не просто дрон.
Кэрол говорит тихо, но Анджела все равно ее слышит. Теперь Анджела смотрит на Кэрол.
– Да, – говорит она. – Скорее всего речь идет о биологическом дроне. Крысе.
– Боже, – шепчет Кэрол.
– Хм, – говорит проводник, который уже брал слово прежде. – А зачем этим "Голосам в защиту безмолвных" понадобились дроны-крысы?
– "Сильным голосам", – поправляет его Анджела, а затем продолжает: – Дрон вывел из строя реактор B. Мы подозреваем, что теперь он находится около реактора С, так как реактор А тщательно охраняется. Команды с обычными собаками обеспечат поддержку группам, которые охраняют реактор А. Мы должны сыграть на опережение и нейтрализовать дрон, прежде чем он вызовет новые сбои в работе станции. Вот здесь нам и понадобится помощь собаки с УИ. – Анджела смотрит на Кэрол. – Реактор D сейчас отключен на техобслуживание. Добавьте сюда реактор В, и получается, что в данный момент станция работает только на 66 процентов. Если уровень упадет ниже 50 процентов, это будет означать серьезные неполадки на станции. Ниже 33 процентов – это уже катастрофа.
Она глубоко вздыхает и обводит взглядом всех, кто находится в комнате, однако старается не смотреть в глаза болтливому мужчине-проводнику.
– Итак, – говорит она. – Приступим.
Мы спускаемся по лестнице, здесь пахнет цементными блоками и мочой – на лестницах в подвал так часто пахнет – затем мы с Кэрол оказываемся в ярко освещенном коридоре. Тут вообще ничего нет, кроме торчащих с обеих сторон дверных ручек.
Мы одни. Прежде чем мы вышли из переговорной комнаты, Андерс остановил Девина.
– Дев, ты останешься наверху со мной. Кэрол сможет обойтись и без провожатых, – сказал он.
Вероятно, они стараются не обсуждать в открытую, насколько ограничен их доступ на станцию и к реакторам. Я даже сомневаюсь, что Андерс располагает такими же полными сведениями, как и я.
Я снова возвращаюсь к своей вероломной мысли, которая посетила меня во время инструктажа. Но не вижу особого смысла делиться всеми этими секретными сведениями, которые я получила, в большинстве своем это разные схемы, списки оборудования, всякие мелкие детали о работе станции. Безусловно, это важная информация, но вряд ли Кэрол найдет ее интересной или полезной.
Можно было бы что-нибудь выдумать, но я даже не знаю что. Это может привести к обратному эффекту. Я не готова рисковать, пока не буду уверена, что оно того стоит.
Я могла бы притвориться, что волнуюсь перед предстоящими поисками. Захват объекта – это совершенно новая для меня задача. Можно было бы обдумать эту мысль, но она мне не кажется особенно блестящей. Когда я в последний раз продумывала сложный секретный план, то сразу почувствовала, насколько это блестящая идея, едва она посетила меня. Так что лучше подождать, когда у меня снова возникнет подобное ощущение.
Пол в коридоре выложен белой гладкой плиткой, на ощупь и, судя по его температуре, синтетической, а не керамической. Стены и потолок также белые. Везде чистота и порядок, а тщательно закрытые двери придают этому коридору сходство с заброшенным больничным отделением, где моя команда устраивала учения в прошлом году. Но запахи здесь совсем другие. В заброшенной больнице пахло болезнью и лекарствами, а здесь пахнет пылью и земными недрами, а еще тут почти нет посторонних шумов. Мы спустились на семь этажей вниз, поэтому сюда не доносится никаких звуков сверху, только глухой вибрирующий гул. Я ощутила этот гул моими костями и глазными яблоками, когда Девин только свернул с шоссе, а теперь он достиг такой высоты и силы, что у меня начинают зудеть десна.
Но есть и другие звуки, просто они тише: жужжание, щелканье и шорохи небольших механизмов, которые продолжают работать. Станция укомплектована целой армией дронов-рабочих – "Сильные голоса" взяли их под контроль и могут использовать в своих целях. В моем досье указано, что они находятся под наблюдением и занимаются своими привычными делами, однако проявляют странную склонность сбиваться в группы.
Я отдергиваю лапу, когда вижу маленького дрона-ремонтника, который быстро бежит у стены и тащит на своей плоской, как у жука, спине вентилятор для охлаждения процессора. За ним следует другой дрон, еще меньшего размера. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься на это, похожее на мышь, существо и не проглотить его, в груди у меня начинает клокотать рычание. Это мельтешение нервирует меня. Мой взгляд следует за ними, все равно как когти на задней лапе вытягиваются вдоль того места, которое особенно сильно чешется. Ну да, еще одно "Все равно как".
Я бы вообще предпочла не испытывать подобных чувств. Но что поделаешь, таковы издержки собачьей жизни.
Я тихо скулю. Гудение станции почти полностью заглушает этот звук.
– Сера? – говорит Кэрол.
Она не задает вопрос, поэтому я ей не отвечаю.
Мы идем до конца коридора, а потом снова начинаем спускаться по лестнице. Здесь есть лифты, но мы должны избегать их, поскольку система была взломана. Мы спускаемся еще на одиннадцать лестничных пролетов. Согласно СОД, мы сейчас находимся на глубине шестидесяти двух метров под земной поверхностью. Уши закладывает от давления. Кэрол тяжело дышит, хотя для своего возраста она в отличной физической форме.
Гул реактора здесь становится еще сильнее. Кэрол открывает дверь пожарного выхода, и звук снова усиливается. Рядом с дверью – стойка с маленькими наушниками, вероятно, чтобы заглушить шум. Кэрол останавливается, берет наушники и подключает их к своей СОД.
Я несколько раз встряхиваю головой, чтобы избавиться от заложенности в ушах, а также надеюсь, что шум станет чуть тише. Ничего подобного не происходит; просто я начинаю привыкать к нему.
– Сера, – говорит Кэрол. Вероятно, ей удается перекричать гул в подземелье. – С тобой все хорошо?
"Этот шум, – отвечаю я. – Сбивает с толку".
– Ты сможешь работать?
"Я смогу работать", – я отвечаю на автомате, но решаю приложить все усилия, чтобы у меня получилось. Во время поиска я полагаюсь на свой слух. И хотя от этого шума у меня мурашки по коже, я могу сосредоточиться настолько, чтобы расслышать любой, малейший звук, доносящийся сквозь этот гул. У меня феноменально острый слух. И, несмотря на все затруднения, я не утратила его.