Лучшая фантастика - читать онлайн книгу. Автор: Джонатан Стрэн cтр.№ 159

– Почему ты все еще здесь?

Он с капризным видом пожал плечами.

"Мне просто хотелось увидеть тебя".

Я закатила глаза. Отец умер всего несколько дней назад. Он всегда был нетерпеливым, считал, что я должна была работать так же неустанно, как и он, невзирая на то, как я себя чувствую. Теперь же он не мог подождать, пока я соскучусь по нему, и сразу явился предо мной.

– Правда? Чтобы сказать мне, какая я эгоистка, потому что не сижу сейчас в доме в самом центре всеобщего горя? Или, может, ты еще хочешь напомнить мне, что я уничтожу наш род, если не заведу ребенка?

Я поняла, что сама сейчас рассуждала как ребенок, но ничего не могла поделать. Рядом с ним я чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое и снова превратилась в рассерженного подростка.

"Нет. – Его голос вызвал какое-то особое чувство тоски – нечто подобное испытываешь, вспоминая об ошибках юности. – Ты никогда не была эгоисткой, и ты знаешь об этом. Эгоистом был я".

Я удивленно уставилась на него. Это было так на него не похоже. Он словно прочитал мои мысли и улыбнулся.

"Вот так бывает после смерти – она меняет тебя".

Он в самом деле выглядел как мертвец. Его кожа посерела и стала похожей на воск, как у манекена. Плечи он держал неестественно прямо, из-за чего форма лесничего идеально сидела по его фигуре, чего никогда не бывало при жизни.

– И я должна поверить, что после смерти ты стал другим человеком?

"Послушай, – сказал он тем укоряющим тоном, который я особенно не любила, – ты не можешь упрекать людей за их слабости. В противном случае у тебя останется только ожесточенность. Ты должны научиться забывать. И я пришел, чтобы сказать тебе об этом".

Я вздохнула. После смерти, как и при жизни, он только и мог, что потчевать меня прописными истинами. В юности это вызывало желание вступить с ним в яростные споры, однако в минуты горя они служили слабым утешением. Мне хотелось встать и уйти, но я не сделала этого. Я никогда не могла так поступить.

– Просто оставь меня в покое.

Я сосредоточила внимание на своем искусственном интеллекте. Он был синхронизирован с имплантом, расположенным в основании моего черепа, и контролировал мою нервную и физическую деятельность. Зафиксировав повышенный уровень тревожности, он тут же включил песню китов, которая всегда способствовала нормализации исходивших от меня сигналов. Я снова прислонилась к стволу дерева и закрыла глаза, едва мой слух уловил эти звуки, представляя себе, как могли выглядеть эти давно вымершие животные.

А надо мной разносилось чириканье птиц и бормотание мертвеца.

Он больше не появлялся до самого вечера, когда церемония второго погребения шла полным ходом. К тому времени молодое деревце, которое будет расти по мере биоразложения его урны, уже присоединялось к другим фамильным деревьям во дворе перед домом. Уже была прочитана соответствующая случаю молитва и завершен ритуал первой поливки дерева. Время для оплакивания усопшего завершилось, пришел черед воздать должное прожитой им жизни. Смерть в восемьдесят лет считалась ранней, он мог прожить еще около двадцати лет. Но в моей культуре почтенный пожилой возраст наступал после шестидесяти – возможно, это было пережитком тех времен, когда большинство людей не доживали и до пятидесяти.

Я наблюдала за празднованием из окна гостевой комнаты. Мне позволили провести немного времени наедине с собой лишь после того, как я взмолилась и попросила отпустить меня, сославшись на усталость после долгого путешествия. Но в скором времени меня все равно должны были позвать, чтобы я присоединилась к общему танцу.

В музыке сливались голоса огене, ичака и уду, сквозь которые прорывались резкие, но приятные звуки аджа, и эта музыка что-то будила в моей душе. Я прижала ладонь к груди, к тому месту, где меня мучила фантомная боль, словно в сердце воткнули кинжал.

"Так приятно, когда тебя вспоминают. В этом заключается подлинная радость преемственности поколений".

Мертвец сидел рядом со мной на кровати и смотрел на людей во дворе, которые танцевали и пили.

– Жаль только, что когда нам действительно понадобилась помощь, они предпочли забыть о тебе.

Когда моего дядю арестовали, его вывели из дома в наручниках, чтобы показать, насколько серьезным было его преступление. Моя семья, некогда бывшая одной из самых влиятельных в городе, подверглась общественному порицанию. Большинство моих друзей перестали к нам приходить. Когда же нас посещали родственники или друзья кого-то из взрослых, они только перешептывались о чем-то у дверей или приносили еду и напитки. Никто не хотел задерживаться у нас. Мое обучение после этого прекратилось, так как дядя был моим учителем. Такая потеря одного из сыновей сломала Маму и Папу – моих бабушку и дедушку. В скором времени бабушка заболела, и дедушка посвятил себя уходу за ней. А мой отец? Что ж… можно сказать, что и он в своем роде исчез из моей жизни.

"У всех свои проблемы; они мне ничем не обязаны".

Я возмущенно хмыкнула, но ничего не сказала. Вероятно, он неправильно истолковал мое молчание, так как со всей серьезностью продолжил:

"Ты должна проявить благородство и простить их. В конце концов, главное – это то, каким тебя запомнили знавшие тебя люди. В особенности твои дети".

– И каким же, по-твоему, я запомнила тебя?

После этих моих слов он замолчал, мы оба смотрели в окно на пустое пространство, где когда-то стояла будка охранника.

"Я не знаю".

– Как ты мог не знать? Это происходило каждый день после наших уроков, в той самой будке. Что ты делал все это время? Спал?

"Я работал, – резко бросил он. – Неужели ты думаешь, что я ничего бы не предпринял, если бы узнал? Мы стали действовать, как только все открылось".

– Почему же после этого ты перестал со мной разговаривать? Не потому ли, что опять работал?

Повисла тишина.

– Знаешь, я много лет думала, что сама была во всем виновата. Я считала, что именно я уничтожила нашу семью. Дядю отправили в тюрьму, Мама заболела, а ты… ты не мог даже смотреть на меня. Даже после того, как мы уехали, я могла пообщаться с тобой, только когда сама тебе звонила.

Я до сих пор помню те видеозвонки, эти напыщенные поздравления с днем рождения или праздниками. И он всегда казался слишком уставшим или слишком занятым, чтобы нормально поговорить со мной.

– Я долгие годы ждала тебя… Я ждала, ждала, ждала…

Слезы невольно навернулись на глаза, и я вытерла лицо, злясь на свою слабость. Давным-давно я поклялась, что никогда больше не заплачу перед ним. Мертвец встал и подошел к окну, встав ко мне спиной. Он долго смотрел вдаль, прежде чем снова заговорить.

"Я не знал, что тебе сказать. – Его голос был совсем тихим, и я едва могла разобрать слова из-за шума, доносившегося со двора. Было такое ощущение, будто он разговаривал сам с собой. – Когда я смотрел на тебя, то видел лишь свои промахи: я был твоим отцом, но не смог тебя защитить. Я ненавидел себя за это и вымещал эту ненависть на тебе. Я никогда себя за это не прощу".