— Мадам, вам лучше уйти, — настоятельно попросил ее доктор Чеймберс.
— Но я хочу остаться с его милостью, — возразила Екатерина.
— Уходите, Кейт, — раздался хриплый голос с постели.
— Если вам угодно, сир, я уйду, но надеюсь скоро увидеться с вами, — сказала она, пожав Генриху руку.
Король нетерпеливо отмахнулся. Во время болезни он часто бывал раздражительным. Ему не нравилось, когда его видели слабым.
Екатерина нехотя вернулась в свои покои, полная тревожных мыслей. Каждые несколько часов она отправляла своего камергера справиться о самочувствии короля. И всякий раз получала один и тот же ответ: врачи делают все возможное для спасения его жизни.
Заснуть не удавалось. Запершись в спальне, Екатерина расхаживала по ней взад-вперед, измученная беспокойством. Думая о юном Эдуарде, который не представлял, что скоро тяжкое бремя управления королевством ляжет на его хрупкие плечи, она обливалась слезами. Всплакнула Екатерина и о его сестрах, любивших и почитавших своего отца, несмотря на все огорчения, которые он причинил им в прошлом. Они будут глубоко скорбеть, когда потеряют его. Елизавета жила в Эшридже с Эдуардом, а Мария оставалась при дворе. Екатерину тянуло сообщить ей, как сильно болен Генрих, но она знала, что он не хотел бы этого.
Две ночи прошли в мучительном ожидании новостей. Врачи изо всех сил старались спасти Генриха. В любой момент могло случиться самое страшное. Но, когда на второе утро к Екатерине наконец явился посланец от короля, вести были добрые: его милость пережил кризис и зовет ее к себе. Она поспешила в покои короля и бросилась бы к мужу с объятиями, если бы там не было врачей.
— У меня отлегло от сердца. Я вижу, что вам теперь лучше, — сказала Екатерина, опускаясь на колени у постели и целуя руку Генриха.
— Я вел себя с вами как старый медведь? — с кривой усмешкой спросил он.
— Ну, вообще-то, да, — ответила Екатерина, — но у вас были на то причины.
Утром следующего дня Генрих, вопреки советам врачей, встал с постели, а потом вызвал к себе Екатерину, чтобы та посидела с ним в его кабинете. Увидев, что он все еще очень слаб и явно нездоров, она пришла в смятение. Лицо короля было бледным и осунувшимся. Однако сам Генрих относился к своему недугу несерьезно.
— Просто моя нога опять разыгралась, — сказал он ей. — А теперь, хвала Господу, боль прошла, и надеюсь, она еще долго не вернется, по крайней мере, достаточно долго, чтобы я успел разобраться с Говардами. — Последние слова король произнес с досадой, и Екатерина вопросительно взглянула на него. — Кейт, думаю, вы знаете, они вам не друзья.
Еще бы ей не знать! Норфолк был главным католическим пэром Англии. Он и его сын Суррей не делали секрета из своей ненависти к выскочкам вроде Сеймуров и, без сомнения, так же относились к Паррам.
— Что они сделали? — спросила она.
Генрих замялся, что было для него необычно.
— Совет только что раскрыл заговор с целью сместить вас.
От испуга Екатерина резко втянула в себя воздух.
— Что?!
— Милорд Хартфорд узнал, что Суррей подбивал свою сестру искать моих милостей, уверяя ее, что она может получить корону.
Екатерина была ошеломлена. Это абсурд. Неужели Суррей мог вообразить, будто Генрих способен хотя бы помыслить о том, чтобы взять себе другую жену в таком состоянии здоровья, когда к тому же всем было очевидно, как он счастлив с ней, Екатериной? Мало же он знал своего соверена! Да и Мэри Говард была свояченицей Генриха
[14]. Брак между ними считался бы кровосмесительным и был бы запрещен каноническим правом.
— Не могу в это поверить! — воскликнула Екатерина, качая головой.
Генрих заерзал в кресле и взял с блюда засахаренную сливу.
— К счастью, герцогиня не утратила здравомыслия. Когда ее допросили в Совете, она открыла всю правду. Сказала, что скорее перерезала бы себе горло, чем приняла бы участие в таком подлом деле. Она была очень зла на Суррея.
— И дала показания против брата? — Екатерина подумала, что никогда не поступила бы так с Уиллом. Но и Уилл не совершил бы такой глупости, как Суррей.
— Ее отец, Норфолк, тоже причастен к этому, — продолжил Генрих. — Но дело тут серьезнее, чем кажется на первый взгляд, Кейт. Суррей всегда был амбициозен. Очевидно, в случае моей смерти до совершеннолетия принца он намеревался стать регентом. Это, как вы можете представить, вовсе не устраивает Хартфорда. И я полагаю весьма примечательным то, что именно он выдвинул обвинения против герцогини. Он сказал, что случайно услышал, как она обсуждает этот заговор с одной из своих подруг.
Екатерина похолодела, осознав, как далеко готов зайти Хартфорд ради того, чтобы обеспечить себе регентство. Он станет опасным врагом, если его планам помешают.
— Так заговор действительно был или Хартфорд все это выдумал?
— О да, заговор был, как я и сказал. Хартфорд лишь постарался, чтобы я о нем узнал. Но герцогиня открыла советникам гораздо больше, он на такое даже не рассчитывал. Ей-богу, эта дама терпеть не может Суррея! Она сообщила, что он заменил венец на своем гербе короной и инициалами H.R.
[15] Представлять себя королем, Кейт, — это государственная измена. Советники обыскали его дом и нашли там стеклянный кубок, картины и блюдо с гербом короля Эдуарда Исповедника, который не числится среди его предков. У меня нет сомнений, что Суррей планировал свергнуть меня и узурпировать мой трон. А Норфолк знал об этом и молчал, подвергая меня опасности. — Генрих постепенно распалялся.
— Кошмар! — возмутилась Екатерина. — Я просто в ужасе. Как вы поступите?
— Я отдал приказ арестовать обоих и отправить в Тауэр.
— Они это заслужили, — заявила Екатерина.
С чего ей испытывать к ним сочувствие? Говарды и ее тоже свергли бы.
Вернувшись в свои покои, Екатерина обдумала случившееся и поняла, что консерваторы сошли со сцены и больше не представляют угрозы. После всех неприятностей, которые они доставили ей самой и многим другим людям, это стало для нее величайшим облегчением. Путь к регентству реформистов расчищен. Какое благословение для Англии! И бразды правления возьмет в свои руки она, что бы ни затевал Хартфорд.
Погода стояла прекрасная, и Генрих намеревался отправиться в очередной краткий тур по стране, чтобы завершить предыдущий. Так как состояние его здоровья было нестабильным, продвигались они медленно. Сперва перебрались в Гринвич, а оттуда хотели ехать на Рождество в Уайтхолл. Торжества должны были начаться через три дня. Глядя на короля, Екатерина думала: «Доживет ли он до следующего Рождества? Он так слаб, что новый приступ болезни наверняка унесет его».