Эйнштейну явно не нравилось решение Тревиса, но пес взобрался вверх по ступенькам и обернулся, как бы желая сказать: «Ладно, хорошо, но одного я тебя туда не пущу».
Нора хотела пойти с ними, но Тревис был непреклонен, требуя, чтобы она осталась во дворе. Нора неохотно признала: поскольку у нее нет оружия, да и обращаться с ним она не умеет, помочь она ничем не может и будет только мешать.
Держа револьвер наготове, Тревис поднялся на крыльцо к Эйнштейну и вставил ключ в замок.
7
Тревис отпер замок, положил ключ в карман и толкнул дверь, держа перед собой револьвер; затем осторожно перешагнул через порог. Эйнштейн не отставал.
В доме было тихо, но в воздухе ощущался какой-то нехороший запах.
Пес тихонько зарычал.
В дом почти не проникали лучи быстро заходящего солнца — многие окна были частично или целиком зашторены. Но, несмотря на это, было достаточно светло, чтобы Тревис смог увидеть: диванная обивка изодрана. На полу валялись клочья материала. Деревянная журнальная полка разломана на куски: ее швырнули в стену, и она пробила дыры в пластике. Экран телевизора разбит брошенной в него напольной лампой, все еще воткнутой в сеть. Книги свалены с полок, разорваны и разбросаны по гостиной.
Несмотря на сквозняк, зловоние усиливалось.
Тревис включил свет. Зажглась только угловая лампа. От нее было немного света, но все же можно было разглядеть новые детали погрома.
«Похоже, кто-то прошел здесь сначала с бензопилой, а затем с газонокосилкой», — подумал он.
В доме по-прежнему было тихо.
Оставив дверь за собой открытой, Тревис вошел в комнату; смятые страницы изорванных книг шуршали у него под ногами. На некоторых листах и на обивке цвета слоновой кости он заметил темные, ржавые пятна и резко остановился, поняв, что это кровь.
Через мгновение глаза его наткнулись на труп. Это был крупный мужчина; он лежал на боку рядом с диваном, наполовину прикрытый перемазанными кровью книжными страницами, переплетами и суперобложками.
Рычание Эйнштейна стало громче.
Подойдя ближе к телу, распластавшемуся в нескольких дюймах от дверного проема, ведущего в столовую, Тревис увидел, что это его домовладелец Тед Хокни. Рядом с ним находился его ящик с инструментами. У Теда был ключ от дома, и Тревис разрешал ему заходить в любое время, когда надо было что-нибудь отремонтировать. Как раз сейчас в доме необходимо было кое-что привести в порядок вроде текущего крана и сломанной посудомоечной машины. Очевидно, Тед за этим и зашел. А сейчас он сам сломался, и починить его было невозможно.
Из-за ужасного зловония Тревис подумал было, что тело пролежало здесь по меньшей мере неделю. Но внимательнее осмотрев труп — а он не раздулся от газов, сопровождающих разложение, и вообще не было никаких признаков разложения, — Тревис определил: со времени убийства не могло пройти много времени. Может, день, а может, и меньше. Ужасающая вонь объяснялась двумя причинами: во-первых, Теда распотрошили; а во-вторых, убийца оставил рядом с телом свои испражнения.
У Теда Хокни были вырваны глаза.
Тошнота подступила к горлу Тревиса, и не только потому, что ему нравился Тед. Он точно так же чувствовал бы себя, окажись жертвой этой невероятной жестокости любой другой. Подобная смерть начисто лишала жертву достоинства и принижала весь человеческий род.
Тихое ворчание Эйнштейна перешло в громкое рычание, перемежающееся яростным лаем.
Чувствуя, как его колотит нервная дрожь и гулко бьется сердце, Тревис отвернулся от трупа и увидел, что ретривер пристально вглядывается в соседнюю комнату. Там было темно, поскольку на обоих окнах были плотно задернуты шторы и только слабый серый свет проникал туда из кухни.
«Уходи, немедленно уходи отсюда!» — приказал ему внутренний голос.
Но Тревис не повернулся и не понесся прочь, потому что за всю свою жизнь ни разу не удирал от опасности. Ну, допустим, это было не совсем так: последние годы, поддавшись отчаянию, он ведь убегал от самой жизни. Его уход в одиночество был самой настоящей трусостью. Но это было раньше; сейчас Тревис — другой человек, Нора и Эйнштейн изменили его, и он не собирался снова пускаться в бегство, черт возьми.
Эйнштейн стоял неподвижно, выгнув спину, наклонив и вытянув вперед голову, и яростно лаял, так что слюна текла из пасти.
Тревис сделал шаг в сторону столовой.
Ретривер не отставал и лаял еще злее.
Держа револьвер перед собой и стараясь почерпнуть уверенность в этом мощном оружии, Тревис осторожно сделал еще один шаг среди предательского беспорядка. От дверного проема его отделяли каких-нибудь два-три шага. Он бросил беглый взгляд на унылую столовую.
Эхо разносило лай Эйнштейна по всему дому, казалось, что в доме целая свора собак.
Тревис сделал еще один шаг и заметил, как в темной столовой что-то шевельнулось.
Он замер.
Ничего. Никакого движения. Может быть, ему это только показалось?
Тени по ту сторону дверного проема напоминали серый и черный креп.
Тревис не был уверен, видел ли он какое-то шевеление или ему это только померещилось.
«Иди обратно, уходи немедленно», — говорил внутренний голос.
Не желая поддаваться ему, Тревис собрался было войти в дверь.
Существо в столовой слегка задвигалось. На этот раз его присутствие не оставляло никакого сомнения: оно метнулось из дальнего угла комнаты, вскочило на стол и с криком, от которого кровь стыла в жилах, бросилось на Тревиса. В темноте он разглядел светящиеся глаза и фигуру почти человеческого роста, в которой — несмотря на плохое освещение — чувствовалось какое-то уродство.
Эйнштейн бросился вперед ему наперерез, а Тревис попытался отступить на шаг назад, чтобы выиграть лишнюю секунду и выстрелить. Нажимая на курок, он поскользнулся на разбросанных на полу книгах и упал. Прогремел выстрел, но Тревис почувствовал, что промахнулся, попал в потолок. За мгновение, пока пес пробирался к своему противнику, Тревису удалось лучше разглядеть это существо с желтыми глазами, его лязгающие крокодильи челюсти и невероятно широко раскрытую пасть на бесформенной морде со зловещими кривыми клыками.
— Назад, Эйнштейн! — закричал он, понимая, что любое столкновение кончится тем, что это дьявольское создание разорвет собаку на куски. Лежа на полу, Тревис снова дважды нажал на курок.
Своим окриком и выстрелами он не только остановил Эйнштейна, но и вынудил врага к отступлению. Чудовище повернулось — быстро, гораздо быстрее кошки — и бросилось через неосвещенную столовую к двери, ведущей в кухню. На мгновение тусклый свет, проникающий из кухни, осветил его, и Тревис увидел нечто стоящее на двух ногах вопреки всему, с бесформенной головой, в два раза более крупной, чем следовало, сгорбленную спину и слишком длинные руки, оканчивающиеся когтями, напоминающими зубцы граблей.