– Подожди здесь, солнышко.
Я не понял, был ее приторный тон искренним или она надо мной издевалась. Она закрыла дверь, и я остался стоять на маленькой веранде и смотреть на небо, которое больше не было серым, а прибрело нездоровый зеленоватый оттенок, который я слишком хорошо помнил – таким же небо было в тот день, когда Бог Торнадо пронесся по округу Фремонт и убил маму Эмми. Казалось, все путешествие Бог Торнадо поджидал меня на каждом углу, и я боялся, что его единственной целью было лишить меня счастливого финала.
Дверь снова открылась, и я не узнал стоявшую за ней женщину. Но в ее глазах распускалось изумление, а с ярко-красных губ сорвались тихие слова:
– Боже мой. Это ты.
Она протянула руку, коснулась моей щеки и прошептала с удивлением:
– Одиссей.
Глава шестидесятая
Мы сидели в комнате в задней части дома, которая напомнила мне уютную гостиную Коры Фрост. На полке над небольшим камином стояли старинные на вид часы. На одной стене висела полка, заставленная книгами. Повсюду стояли вазы с яркими цветами, чтобы оживить комнату. Тетя Джулия попросила женщину в красном шелковом пеньюаре принести нам сэндвичи и лимонад. Сэндвичи были с ветчиной и сыром, а в лимонаде плавал лед. Я не ел целый день, и меня подмывало проглотить еду не жуя. Но тетя Джулия обладала изящными манерами, и я не хотел ее обидеть, поэтому ел так же аккуратно, как она.
Я видел тетю всего лишь раз в жизни. В основном она была для меня именем, слетавшим с маминых губ, когда она рассказывала о своем детстве. Но даже так я все равно представлял нашу встречу более эмоциональной, с теплыми объятиями и множеством слез. Все оказалось по-другому. Она пригласила меня в дом и привела в эту маленькую комнату в дальней части, где мы сели друг напротив друга за кофейным столиком. Разговор вышел неловким.
– Как… как ты тут оказался?
– Ехал в товарных вагонах.
– Как бродяга?
– Как практически все в наше время.
– Ну и ну. – Она нахмурилась, потом улыбнулась. – Главное невредимый. Ты добрался целым и невредимым. Всю дорогу от…
– Миннесоты.
– Из тамошней школы? Индейской школы?
– Да, мэм. Оттуда.
Она откусила кусочек сэндвича, потом ее брови, нарисованные, как и у другой женщины, сошлись вместе.
– Но ты не мог уже закончить обучение. Тебе только двенадцать.
– Почти тринадцать.
– Тем более.
– Я сбежал.
Она села ровнее, ее спина застыла.
– Звучит не очень хорошо.
– С нами плохо обращались.
– Учеба может быть непростой.
– Нас били.
– Ох, брось, Одиссей.
– Мальчик умер. Билли Красный Рукав.
Это заставило ее замолчать.
– А где Альберт? – спросила она, словно только сейчас вспомнила о нем.
– Он остался в Миннесоте.
– В школе?
– Нашел работу в Сент-Поле.
Как только я вошел в дом, зеленое небо разверзлось, и теперь сильный ливень барабанил по окну. Я подумал о людях в Гувервилле и представил, как все их пожитки соскальзывают в реку.
Тетя Джулия перевела взгляд на грозу снаружи и словно потерялась в увиденном.
– Что ж, – сказала она, повернувшись обратно ко мне с явно фальшивым оживлением. – Какие у тебя планы?
Я проглотил кусок, который жевал. Это было непросто, потому что горло у меня пересохло от того, что я собирался предложить.
– Я думал, что смогу жить с вами.
– Со мной? Здесь? Боюсь, это невозможно, Одиссей.
– Мне больше некуда идти.
Это была правда, но признаюсь, я постарался, чтобы звучала она как можно жалостливее.
– Если совсем некуда, – сказала она с настоящим участием, как будто ругала себя за бесчувственность, – тогда ладно. Но только пока мы не решим, что с тобой делать.
– Спасибо, тетя Джулия.
Она молча разглядывала меня, отчего мне стало неуютно, и наконец сказала:
– Когда я видела тебя в последний раз, ты был вполовину меньше своего роста. Таким я тебя и запомнила. Ты вырос. Почти мужчина.
«Почти мужчина» – это прозвучало с такой гордостью, как будто она участвовала в моем воспитании. И я понял, что она так и думает. Ведь все эти годы с нашей последней встречи она посылала Брикманам деньги, чтобы обеспечить мое благополучие. Она не могла знать, что эти деньги не принесли нам с Альбертом пользы, пока мы их не украли.
Она встала, подошла к двери и крикнула:
– Моник!
Вернулась женщина в красном шелковом пеньюаре. Они разговаривали приглушенными голосами, но я услышал, как Моник сказала:
– С такой погодой сегодня будет тихо.
Они поговорили еще, и наконец тетя Джулия объявила:
– Значит, чердак.
Как только я поднялся на чердак, память перенесла меня в дом Джека к разодранному в клочья матрасу у него на чердаке. На тетином чердаке не было такого беспорядка, но я все равно почувствовал, будто меня прячут от посторонних глаз, словно беглеца. Каковым, надо признать, я и являлся, но мне не нравилось такое отношение со стороны тети.
– Здесь тебе будет хорошо, – сказала она с той же фальшивой живостью, которую выказывала с самого моего появления. – Видишь, у тебя есть окно.
Оно выходило на заброшенный задний двор. Старое каменное патио подо мной и переулок за участком выглядели уныло под проливным дождем. На чердаке стояли узкая кровать, комод с ящиками, торшер и запах плесени.
– Кто здесь живет? – спросил я.
– Уже давно никто. – Нотка грусти омрачила ее радостный тон. Потом ей пришло в голову что-то. – У тебя ни сумки, ни чемодана?
– У меня не было времени собрать вещи.
– Придется что-то с этим делать, – сказала она. – Может, завтра. Сегодня просто отдыхай. Ты, наверное, устал.
– Мне надо в уборную.
Я сразу увидел, что это ее обеспокоило.
– На каждом этаже есть по одной, но я бы предпочла, чтобы ты ими не пользовался. Они для… – Она замолчала, обдумывая объяснение. – Они для других моих гостей.
– Других гостей? Это гостиница?
– Не совсем, Одиссей. Я объясню позже. В подвале есть туалет. Спускайся по черной лестнице.
«Шикарно, – подумал я. – Для меня и пауков».
– Чувствуй себя как дома. Ты наелся?
– Да, мэм. Все хорошо.
– Пожалуйста, не зови меня «мэм». Я чувствую себя старой. «Тетя Джулия» будет достаточно.