Моя история об одиссее четырех сирот еще не закончена. Позади остались бескрайние поля и высокие обрывы, речные города и замечательные люди, которых они встретили тем летом на своем извилистом пути. Вот конец истории, начавшейся много страниц назад, рассказ о том, куда великая река привела всех Скитальцев.
Клайд Брикман во всем признался полиции Сент-Луиса и утверждал, что именно Тельма застрелила отца Альберта – человека, которого я считал и своим отцом. Но это ему не помогло. Брикмана все равно посадили в тюрьму, не только за соучастие в том убийстве, но и за присваивание денег вместе с женой во время руководства Линкольнской школой-интернатом для индейцев, и за незаконное производство и продажу алкоголя, и за все дополнительные преступления, вскрывшиеся, благодаря учетной книге и другим документам, которые Альберт забрал из их сейфа. Когда его спросили, зачем было хранить все эти письма, Брикман ответил, что думал когда-нибудь вернуть деньги, которые они с женой украли у индейских семей. Я считал это очередной ложью, призванной смягчить грозивший ему приговор, и возненавидел его еще больше.
Во время Второй мировой войны, сражаясь в Европе, я получил весточку от сестры Ив о том, что Брикман скончался от туберкулеза. Перед смертью он послал за ней и Эмми, и они навестили его в тюремной больнице. Он просил у них прощения, и они простили его. Была у него еще одна просьба: связаться от его имени со мной, Альбертом и Мозом и тоже попросить прощения.
Из всего, о чем нас просят в жизни, самым сложным может оказаться прощение. Спустя еще многие годы после того судьбоносного лета 1932 года на моем сердце лежал тяжелый камень гнева с высеченной на нем фамилией – Брикман. Для меня путешествие, начавшееся в маленьком каноэ, не закончилось до тех пор, пока я не смог под чутким руководством сестры Ив отпустить свою ненависть. В тот миг освобождения я также отпустил потребность верить в Бога Торнадо и впервые задумался о великой реке, частью которой мы все являемся, и увидел, как прав был Моз, когда, утешая плачущую Эмми на берегах Гилеада, говорил ей, что она не одна.
Ни я, ни Эмми не вернулись в Сент-Пол с Альбертом и Мозом. Мы выбрали Сент-Луис. Я остался с мамой, а Эмми с сестрой Ив, которая помогала ей осознать свой удивительный дар.
Нет одной-единственной дороги к искуплению. Моя мама действительно вышла из комы, но уже никогда не владела ногами. Когда Люцифер укусил Альберта и доктор выступал за ампутацию пострадавшей конечности, я мрачно представлял себе, какое нищенское существование будет ждать моего брата. Узнав про мамины травмы, я погрузился в отчаяние, представляя такой же трагический исход. Я эгоистично подталкивал ее уверовать в Бога, чтобы сестра Ив могла помочь ей исцелиться, но, как и Альберт, она просто не могла. Вместо этого глубоко в себе она нашла источник храбрости и доказала, что она во всех отношениях та женщина, которую я надеялся найти, отправляясь в Сент-Луис. Прикованная к инвалидной коляске, она начала новую жизнь. Она всегда придумывала и шила свою одежду и решила делать это для других. Она купила пустующую кондитерскую на углу Итака-стрит и превратила ее в магазин одежды, где могла продавать свои творения. Три женщины из ее подопечных остались с ней – к моему великому облегчению Долли была в их числе – и она обучала их своему ремеслу. Сначала дела шли неважно, но мама не чуралась небольшого шантажа и убедила самых состоятельных из своих бывших клиентов покупать у нее платья для своих жен. Со временем ее слава как портнихи выросла. К концу Великой депрессии наряды из «Мезон де Жули» были очень популярны среди элиты Сент-Луиса.
В восемнадцать лет Альберт поступил в Университет Миннесоты, чтобы получить степень в области технических наук. Несколько степеней, как оказалось. Но каждый год, как только верховья Миссисипи освобождались ото льда, мой брат вместе с Мозом работали на «Огне» с Трумэном Уотерсом и Кэлом. Я часто составлял им компанию, и Эмми тоже. Во время одного из весенних путешествий вниз по реке Моз ни с того ни с сего попробовался в «Сент-Луис Кардиналс». Он прошел в запасной состав, и через год его перевели в основу. Когда-то Эмми предсказала, что он станет известным бейсболистом. Это сбылось не точь-в-точь, но он дважды становился самым результативным отбивающим в лиге. Его прозвали Молчаливый Сиу, и бейсбольные карточки с его изображением и показателями сейчас высоко ценятся.
Когда началась Вторая мировая война, мы с Альбертом, как и миллионы других молодых людей, надели военную форму. Несмотря на хромоту, последствие змеиного укуса, технический гений моего брата был слишком ценным, и его взяли в морской флот. Он быстро рос в званиях, и в итоге его поставили отвечать за мощные двигатели авианосца. В самом конце войны это огромное судно затонуло в результате атаки камикадзе. Команда покинула корабль, но Альберт оставался на борту, чтобы проследить за спасением как можно большего количества членов команды машинного отделения. Всю жизнь брат был для меня героем и умер как герой. В честь Альберта мой первенец с гордостью носит его имя, и я до сих пор храню Военно-морской крест, посмертную награду моего брата за самопожертвование, в кожаном футляре на полке над своим письменным столом.
Моз провел с «Кардиналс» три полных сезона, но в самом начале четвертого ему в голову попал мяч, почти так же, как несколько лет назад брошенное им пресс-папье попало в Клайда Брикмана. От удара пострадал его левый глаз, и короткая карьера Молчаливого Сиу закончилась. Но не закончилась любовь Моза к спорту. Спустя год он вернулся в Линкольнскую школу, где сменилось руководство, и идея «Убить индейца – спасти человека» уступила место более гуманному подходу к воспитанию и обучению детей коренных американцев. Герман Вольц, добрый старый немец, который всеми силами старался облегчить тьму во время правления Брикманов, еще работал там, когда прибыл Моз, но через пару лет скончался во сне. Моз тренировал бейсбольную и баскетбольную команды школы. Он женился на Донне Высокий Ястреб, милой виннебаго из Небраски, которая когда-то принесла мне манную кашу в выщербленной миске, а позже стала преподавать в Линкольнской школе домоводство.
Благодаря своей игре за «Кардиналс» и успешным выступлениям команд Линкольнской школы Моз приобрел национальную известность, его фотография однажды украшала обложку «Сатэдэй Ивнинг Пост». Он использовал свою известность, чтобы бороться за права коренных американцев, особенно детей. Линкольнская школа-интернат для индейцев закрылась в 1958 году. Вскоре после этого Университет Галлодет пригласил Моза в качестве тренера, и он с семьей переехал в Вашингтон, где стал частым гостем членов правительства и при помощи своих выразительных пальцев обращался к совести членов парламента. Я много раз навещал его и его семью и всегда был рад видеть, что путь Моза привел его к признанию и покою. Он умер от лейкемии в 1986 году в окружении жены и детей. Позже Донна сказала мне, что последними словами, которые он показал ей, были «Не один».
Как я говорил в самом начале, все это давняя история. Осталось не так уж много тех, кто помнит эти события. Но я верю: рассказывать историю – это как отпускать соловья в небо с надеждой, что его песня никогда не будет забыта.
Правнуки, когда приезжают ко мне в гости, умоляют рассказать им про четверых Скитальцев и их борьбу против Черной ведьмы. Но больше всего я люблю рассказывать сказку о любви проказника с волшебной гармоникой и принцессы с необычным именем Мэйбет Шофилд, о том, как после долгого расставания и множества испытаний они поженились и жили долго и счастливо на берегах реки, зовущейся Гилеад. Из-за того, что прекрасная принцесса тихо скончалась задолго до их появления на свет, для этих детей она всего лишь часть красивой сказки.