История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре | Джон Бартон | страница 22 | LoveRead.ec

Что́ есть человек, что Ты помнишь его,

и сын человеческий, что Ты посещаешь его?

Пс 8:4

Что такое человек, что Ты столько ценишь его

и обращаешь на него внимание Твое,

посещаешь его каждое утро,

каждое мгновение испытываешь его?

Иов 7:17́

Там, где Псалмопевец поражен тем, сколь Бог заботится о сотворенных Им людях, Иов скорбит о том, что Бог проявляет к человечеству столь навязчивый и непрошеный интерес.

Во всей книге звучит главная тема беседы: почему Иов, явно невинный и набожный, страдает от страшных болезней, разорен и презираем? Друзья предлагают ответы на эту загадку, и их версии согласуются с общим тоном Книги Притчей. Возможно, в Иове больше зла, нежели кажется? («Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца», Иов 22:5). Или его испытывают? («Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай», Иов 5:17). Или, может, его страдания окажутся краткими и вскоре забудутся, когда Бог вернет ему здоровье и благополучие? («И если вначале у тебя было мало, то впоследствии будет весьма много», Иов 8:7). Иов отвергает все эти ложные объяснения. Кульминация книги – появление Бога (в чем-то оно сродни deus ex machina греческих трагедий). И Бог саркастически говорит Иову, что тот ничего не знает, ибо ничтожен в сравнении с мощью Создателя:

Где был ты, когда Я полагал основания земли?

Скажи, если знаешь.

Кто положил меру ей, если знаешь?

или кто протягивал по ней вервь?

На чем утверждены основания ее,

или кто положил краеугольный камень ее,

при общем ликовании утренних звезд,

когда все сыны Божии восклицали от радости?

Иов 38:4–7

Но кроме того, Бог исцеляет Иова, благословляет его и таинственно провозглашает, что Иов «говорил верно», а его друзья – нет (Иов 42:8). Книга остается сокровенной – и показывает, что даже в учительном тексте, темой которого откровенно избраны притязания самой традиции мудрости, мы не находим окончательного разрешения затронутых богословских проблем. В этом Книга Иова отличается от сходных трудов на всем Древнем Ближнем Востоке, например от вавилонского текста, который начинается со слов: «Восхвалю я Господа мудрости» [5]. В последнем ясно сделан совершенно иной вывод: страдающий праведник поистине виновен в грехах против богов.

Книга Екклесиаста (Кохелет) пронизана сомнениями в еще большей мере, нежели Книга Иова. В целом она стремится найти глубинный смысл жизни – и отрицает, что это возможно. Все – «суета», на иврите, гевель – «бессмыслица», «нелепость». И дело не в том, будто мы зря тщеславимся из личной гордыни. Все просто по природе своей напрасно, тщетно и ни к чему не ведет. Даже знаменитый отрывок про «всему свое время» в контексте становится иллюстрацией к неизбежности бессмысленных событий – и это ясно, когда мы приведем его с последней строкой (которую часто опускают).

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать;

время насаждать, и время вырывать посаженное;

время убивать, и время врачевать;

время разрушать, и время строить;

время плакать, и время смеяться;

время сетовать, и время плясать;

время разбрасывать камни, и время собирать камни;

время обнимать, и время уклоняться от объятий;

время искать, и время терять;

время сберегать, и время бросать;

время раздирать, и время сшивать;

время молчать, и время говорить;

время любить, и время ненавидеть;

время войне, и время миру.

Что пользы работающему от того, над чем он трудится?

Еккл 3:1–9, курсив добавлен

Как и Иов, Екклесиаст часто цитирует изречения, сами по себе предполагающие, будто в том, что происходит на земле, есть порядок и польза, но перестраивает их контекст, желая показать тщету человеческих стремлений:

Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти – дня рождения.

Еккл 7:1

Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле [6], куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.

Еккл 9:10

По сути, это пародия на учительную книгу. Она подрывает все устои премудрости. Почти все библеисты полагают, что она написана в эллинистический период – отчасти оттого, что в ней есть признаки позднего иврита, – а если это так, то она могла кое-что заимствовать и у греческого скептицизма. Ее называют словами «сына Давидова» (Еккл 1:1), и обычно это воспринимали в том смысле, что она (как и Книга Притчей) притязает на право считаться творением Соломона, – но, возможно, здесь просто речь о царе из рода Давида. И равно так же, как Книга Иова заключает мудрость своих изречений в границы повествований – пролог и эпилог – Книга Екклесиаста содержит ряд очень кратких историй, призванных показать, отчего дела человеческие пошли столь плохо и не имеют конечного смысла:

Вот еще какую мудрость видел я под солнцем, и она показалась мне важною: город небольшой, и людей в нем немного; к нему подступил великий царь и обложил его и произвел против него большие осадные работы; но в нем нашелся мудрый бедняк, и он спас своею мудростью этот город; и однако же никто не вспоминал об этом бедном человеке. И сказал я: мудрость лучше силы, и однако же мудрость бедняка пренебрегается, и слов его не слушают.

Еккл 9:14–16

Возможно, некоторые из этих историй – или же все – содержат завуалированные отсылки к событиям израильской истории [7], но обезличены, чтобы казаться типичным отражением «суеты желаний человеческих» [8]. Редактор добавил в книгу эпилог, призванный силой ввернуть ее поучения обратно к библейской ортодоксии:

Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо.

Еккл 12:13–14

Почти для всех, кто читает Книгу Екклесиаста в наши дни, этот эпилог слишком запоздал. Ее сомнения уже впечатаны в наш разум – задолго до того, как мы достигнем этой резко диссонирующей посылки. Кажется, автор стремится научить нас одному: довольствуйтесь тем, чего способен достичь род человеческий – и не обрекайте себя, пытаясь понять мир. Как и у Вольтера в Кандиде [9], мораль проста: нам следует «возделывать свой сад» и наслаждаться жизнью, которая нам дана, а не пытаться достичь недостижимого.

Так учительная литература не просто устанавливает закон, а вовлекает читателя в диалог о человеческой жизни и ее устроении. Она склонна не к догматизму, а к «открытым финалам». А если в ней и предлагается знание о мире и путях его, то через притчи и мудрые изречения, над которыми предстоит размышлять, а не через суровые диктаты, которые можно только принять – и следовать им беспрекословно. Вероятно, наиболее типичны краткие параграфы в Притч 30, где проводятся аналогии между человеческой жизнью и миром природы, а нас приглашают подумать о них, не делая никаких конкретных и практических выводов: