⁂
Оторвавшись от чтения досье Павлова, Новицкий бросил взгляд на начальника. Теплый вагон, мерное покачивание вагона и ритмический стук колес вкупе с полубутылкой коньяка, сделали свое дело: Лавров дремал, и даже иногда легонько похрапывал. С досады, что не может немедленно обсудить только что пришедшую ему в голову мысль, подпоручик слегка прищелкнул языком.
– Ну, что, нашли что-нибудь интересное для нас? – немедленно, будто и не засыпал вовсе, отозвался Лавров.
– Досье как досье, господин ротмистр. Ну, умен, сообразителен. Умеет находить выход из трудных положений… Я не о том, Владимир Николаевич! Я вот чего подумал: в письме Агасфера про посылку говорится. Это ведь норвежское оборудование для консервной фабрики?
– Естественно. А что?
– Я вот подумал: если включить в команду инженеров, которые повезут это оборудование в Японию, нашего человечка, а? Вот вам и связник с Агасфером!
– Господи… Давайте уж спать ложиться, подпоручик! Эка вы нафантазировали! Вы подумайте лучше, как нам завтра Краевского в Москве выявить! Редакция его наверняка прячет! И чтоб не мешали ему отписываться, и из соображений безопасности.
Часть вторая
Глава двенадцатая
Шанхай
Корабли «нейтралов» покидали корейский порт Чемульпо. Посол Павлов, весь состав дипломатической миссии, ее охранная команда под командованием лейтенанта Климова и небольшая русская колония Сеула поднялись на борт французского крейсера «Паскаль».
Несколькими часами раньше моряки «Паскаля» охотно потеснились в своих кубриках ради тяжелых раненых с крейсера «Варяг» и канонерки «Кореец». Остальных оставшихся в живых и раненых моряков приняли на борт итальянский и английский крейсера. Командир американской канонерки «Виксбург» даже шлюпки за русскими моряками с затопленных «Варяга» и «Корейца» посылать не стал, ссылаясь на отсутствие разрешения своего министерства: ограничился отправкой на берег своего корабельного доктора.
Проходя мимо места гибели «Варяга», командир «Паскаля» капитан 2-го ранга Виктор Сенэс приказал приспустить флаг. Отдавая воинские почести геройскому поступку, на правом борту выстроилась вся команда французов. Санэс вполголоса рассказывал стоящему рядом с ним на мостике Павлову подробности битвы:
– Если я когда-нибудь и возьмусь за мемуары, мсье, но только благодаря тому, чему был свидетелем позавчера, – позабыв про давно потухшую сигару, говорил командир. – Мне доводилось слышать, что русские и французы весьма схожи и характером, и темпераментом – но не думаю, чтобы я решился на поступок, подобный решению кэптена Руднева! Он мог поступить более разумно: во-первых, потопить тихоходную канонерку в порту, взяв с нее к себе артиллеристов для усиления экипажа, и попытаться прорваться ночью. С ходовыми преимуществами «Варяга» у него это могло получиться! При средней скорости японских линейных кораблей пятнадцать – семнадцать узлов «Варяг» имел, как мне говорили двадцать три! А во-вторых, мсье посол, я вообще не могу понять – какого черта ваш «Варяг» торчал в бухте?
Дипломат промолчал. Не мог же он выдавать представителю хоть и дружественной, но все же чужой державы, что и сам, как и капитан Руднев, не понимал сути категорического запрета командующего флотом наместника Алексеева
[72] на выход «Варяга» из «мышеловки».
А Сенэс между тем продолжал:
– Ультиматум контр-адмирала Уриу
[73] действовал до полудня. И когда мы увидели, как часом раньше, подняв боевые вымпела, «Варяг» и «Кореец» двинулись из бухты прямо в пасть японской эскадре, мы глазам своим не поверили! Его музыканты исполняли национальные гимны Франции, Британии, Италии, а крейсер выбросил флажный сигнал по международному коду: «Не вспоминайте плохо!»
– Наверное, «Не поминайте лихом!» – грустно поправил Павлов. – Так говорят русские, отправляясь навстречу смерти, мсье капитан!
Сенэс, вспомнив, наконец, о своей сигаре, раскурил ее – пальцы его заметно дрожали.
– А когда час с небольшим спустя русские герои вернулись, я тоже не поверил своим глазам: израненный «Варяг» так и не спустил своих последних флажных сигналов. На реях полоскались красные флаги, а на гафелях и стеньгах – андреевские
[74]! А знаете, на что я обратил внимание, мсье посол, когда спустился на палубу «Варяга»?
Признаться честно, Александр Иванович знать кровавые подробности вовсе не желал – Тем более что они касались экипажа крейсера, перед которым посол чувствовал свою невольную вину. Ведь именно у него в подчинении были эти два боевых корабля. И он наверняка мог снять камень с души Владислава Федоровича Руднева и приказать ему уходить для соединения с эскадрой… Но он кивнул головой, поднял на Сенэса воспаленные давней бессонницей глаза: давай, мол, добивай, чего уж…
– Я обратил внимание, что «Варяг», несмотря на бешеную канонаду противника, получил всего четыре-пять серьезных пробоин корпуса. А ведь крейсер – только бронепалубный, брони на корпусе не нес. Зато вся палуба была словно вспахана: Уриу приказал бить по «Варягу» осколочными снарядами! Они сметали с корабля все живое, выводили из строя орудия и надстройки! Из тридцати шести орудий крейсера целых я насчитал не более полудюжины… И я, мсье посол, сразу вспомнил донесение нашего морского агента, утверждавшего, что японский контр-адмирал вовсе не желает потопить самый быстрый корабль на Великом океане, а намерен преподнести его ихнему узкоглазому величеству микадо в качестве подарка!
Помолчав, капитан выкинул окурок за борт и предостерег Павлова:
– Имейте в виду, мсье посол: если русские не вышибут противника из Чемульпо в самое ближайшее время, то японский император получит свой подарок
[75]: «Варяг» поднимут! Отливы обнажают его корпус почти на четыре метра! Я искренне надеюсь, что моему бравому коллеге, капитану Рудневу, не поставят в вину то, что он вынужден был затопить свой корабль в таком мелком месте! Что ни говори, а общий счет часового боя был в пользу русских: ими потоплен один миноносец, а три крейсера противника серьезно повреждены.