Ну так вот, благодаря жене Айхана Алиевича нам удалось не слишком дорого снять пустую трехкомнатную квартиру в Заяузье. Не слишком дорого по меркам Таганки. Но сниженная цена объяснялась отсутствием мебели и бытовой техники, а также ее весьма убитым состоянием. Паркет требовал циклевки, стены и окна покраски, двери были слегка перекошены и потому закрывались с трудом, а в стареньких деревянных рамах имелись щели в полпальца толщиной… Но в общем и целом после небольшого ремонта жить в ней стало вполне возможно. А отсутствие мебели и бытовой техники в нашем случае было даже скорее преимуществом, а не недостатком. Потому как имуществом за время жизни в Таллине мы обросли – холодильником, телевизором, двухкассетной декой, видиком, а также кое-какой мебелью, которой до момента снятия квартиры был забит гараж моих родителей. Вот мы им его и освободили… Нет, полностью обставить квартиру мебели у нас, естественно, не хватило, но на кухню и спальню по минимуму набралось. Впрочем, именно по минимуму. Вещи в спальне у нас так пока и лежали в чемоданах или висели на вбитых в стену гвоздиках, а половина посуды была сложена на широченном кухонном подоконнике. Домик был старый, еще глубоко дореволюционной постройки, так что стены здесь были толстенные… А диван, буфет и стол со стульями в гостиную удалось прикупить в комиссионке в Таллине, в который меня, по старой памяти, отправили в командировку в декабре. Мебель была хоть и изрядно побитая, но вполне антикварная. Не то чтобы элитная, скорее этакий крепкий купеческий стиль, но лет сто ей точно было. Так что в квартиру она вписалась как родная…
Поскольку нашей доче уже исполнилось полтора года – Аленке пришлось искать работу, а нам – место в яслях. Увы, частично оплачиваемый отпуск здесь и сейчас предоставлялся только до года. А потом разрешалось взять еще полгода за свой счет. После чего – пожалте на работу, иначе вас привлекут за тунеядство. Впрочем, особенных проблем нам это не принесло. Благодаря еще одной нашей палангской знакомой – Маргарите Львовне, которой Аленка позвонила буквально через неделю после того, как мы обустроились в нашей съемной квартире, расположенной в Рюмином переулке, эти вопросы также решились довольно быстро. У нее оказался целый сонм разных знакомых, благодаря которым мы в течение двух недель получили место в детском саду, а в декабре Аленка вышла на работу учительницей английского языка в четыреста девяносто седьмую школу, до которой от квартиры было всего пять минут спокойной ходьбы. Мне же до здания Министерства морского флота, располагавшегося на углу проспекта Маркса и улицы Жданова, идти было чуть подольше – с полчаса. Ровно столько же, сколько если бы я поехал на метро. Впрочем, на работу я чаще всего бегал…
– Ну как, головка не бо-бо? – поинтересовалась моя любовь, когда я вышел из ванной. Я скорчил страдающую рожу, хотя чувствовал себя вполне нормально. Эх, как же хорошо быть молодым! Жена рассмеялась. – Иди, я тебе уже омлет положила.
Я гордо проследовал на кухню. А что – мой коварный план полностью удался. Мужики – советую: ни одна женщина не способна сердиться на мужчину после хорошего секса!
– Вы все там так наклюкались?
– М-м-м… да нет. Так – только мы с Козей… ну и Зема. Бурбаш с парнями позже подошел. Ну кто смог.
Ну да – у нас был, так сказать, вечер встречи. Не то чтобы выпускников, скорее соратников по колочению газетных подшивок. Аленка не пошла, хотя собиралась, поскольку прекрасно знала всех, с кем я вчера пил. Ради этого мы даже дочу вчера отправили к Маргарите Львовне с ночевкой. Но парни предложили посидеть «чисто мужской компанией», и она осталась дома…
– Хорошо хоть посидели?
– Да нормально. Сначала все были немного скованные, но после третьей рюмки расслабились. Кстати, Пыря стал военным. Прапорщик.
– Вот как? Складом заведует? – Она за то время, что провела в Ташкентском госпитале, немного врубилась в военные реалии… Я задумался.
– Да, похоже, нет… скорее в каких-то серьезных войсках служит. Поджарый такой и повадки у него этакие… ну-у-у… – я махнул рукой, забыв, что в руках кружка, и чуть не разлив чай. – Да и проговорился немного.
– Расхвастался?
– Да нет, не хвастал. Просто обмолвился, что каждый год с парашютом прыгает. Норматив, типа, у них…
– А остальные?
– Бурбаш биофак МГУ окончил. Сейчас диссертацию пишет, – несколько удивленно произнес я. – Вот никогда бы не подумал, что он в науку пойдет… Зема – бухгалтер. Козя – моряк. Рыбак. Но копит на собственную яхту.
– Оу, богатый жених! Не то что некоторые, – ехидно сморщилась жена. Я замер, любуясь, после чего не выдержал и чмокнул ее в нос. А затем поинтересовался:
– У тебя в пятницу сколько уроков?
– В пятницу? Вроде бы три. Надо глянуть. А что?
– Да нам тут в министерстве билеты на балет втюхивают в Большой театр, вот, думаю, не взять ли? Бают – чуть ли не Плисецкая танцует.
Аленка с усмешкой посмотрела на меня.
– Если бы Плисецкая танцевала – хрен бы вам кто такие билеты «втюхивал».
– Ну да, тут ты, скорее всего, права, – согласился я, уплетая омлет. – Но ты так и не сказала – будем приобщаться к высокому искусству или как?
– А дочку куда денем?
– Так Маргарита Львовна посидит. Позвони ей – уточни, сможет ли?
Жена рассмеялась:
– Да она бегом прибежит, если только намекнуть, – а потом погрустнела. – Жалко ее. Из нее такая бы хорошая бабушка получилась, а она одна…
Да уж, это действительно было печально. Всех троих детей Маргарита Львовна потеряла на войне. Дочь умерла в Ленинграде, во время блокады, старший сын погиб на фронте, а младшего, школьника, убило во время одного из налетов. Он дежурил на крыше – тушил и сбрасывал немецкие «зажигалки». Там ему и прилетело осколком выбитого разорвавшейся неподалеку «фугаской» стекла. Так-то ранение вроде как было не смертельным – только руку порезало, но пока закончился налет и это обнаружили, мальчик просто истек кровью. Муж вернулся с войны весь израненный и за три года просто угас. А больше она замуж не вышла. Почему – не рассказывала. Впрочем, может, просто потому, что в ее военном поколении на одного мужика приходилось по восемь-девять женщин… Так что всю свою нерастраченную энергию и любовь она отдавала другим. В первую очередь детям.
– Значит – беру!
Проводив жену до школы, я выскочил на Котельническую набережную и перешел на бег, двинувшись в сторону министерства. Оно располагалось на углу проспекта Маркса и улицы Жданова, которой уже скоро вернут ее старое название – Рождественка. А соседняя улица была той самой Неглинной. Помните же стихи, все в школе учили:
– Мы гуляли по Неглинной
[16],
заходили на бульвар…
мы купили синий-синий,
презеленый, красный шар,
– вот и я их учил. А узнал, что это за улица и где расположена, только сейчас.